Илья Азаров - Осажденная Одесса

— Дело было так, — рассказывал Бороденко. — Получив указания ЦК, обком и горком приступили к подготовке эвакуации города. На судостроительных заводах были разработаны планы эвакуации, и во второй половине июля приступили к их реализации. Намечен был и план уничтожения всего того, что невозможно вывезти в случае отхода частей Красной Армии. Зная об этой подготовке и исходя из обстановки, мы с командиром базы решили, что надо на всякий случай и нам продумать план эвакуации. За указаниями обратились к командующему флотом. Вице-адмирал Октябрьский ответил: «Вы уже собрались Николаев сдавать врагу. Требую прекратить разговоры, не допускайте паники, стройте оборону, драться будем, а не сдавать».

Обвиненный в намерении сдать Николаев врагу, Кулешов проявлял теперь беспокойство и не был уверен в том, что все его дальнейшие действия будут признаны правильными. Я сказал ему, что командование базы, на мой взгляд, действует правильно, о чем и доложу Военному совету.

Тогда Кулешов подошел к сейфу, достал папку и развернул ее. Я увидел приказ, написанный от руки, от 3 августа 1941 года:

«В целях усиления обороноспособности Николаевской ВМБ и сохранения имущества, могущего пострадать от бомбежки, приказываю начальнику тыла провести следующие мероприятия:

1. Боезапас максимально рассредоточить по частям и аэродромам.

2. Пулеметы, имеющиеся на складе, выдать на укомплектование 70 зен. арт. дивизиона, в том числе предназначенные для «Силина» и «Днепра». Винтовки СКР «Силин» выдать штабу Николаевской ВМБ. Флотские части снабдить по числу личного состава вещевыми мешками, лопатами, сумками для гранат и т. д.

3. Форсировать вывоз имущества из баз. Для вывоза использовать каждую оказию, идущую в Севастополь, Новороссийск и другие порты, восточной части Черного моря.

4. Затребовать у начальника тыла ЧФ необходимый водный транспорт для вывоза. При необходимости иметь железнодорожный транспорт, связаться с секретарем обкома по транспорту и через него добиваться предоставления необходимого количества вагонов.

5. К 12.00 4.08 доложить план уничтожения боезапаса, топлива, которое не будет вывезено. План должен быть совершенно конкретным: кто, где, чем и что делает.

6. В складах не держать оружия, все выдать частям базы.

7. К 4.08 оборудовать КП тыла в бомбоубежище на Ингульском спуске.

К 4.08 оборудовать КП по указанию начальника политотдела в бомбоубежище 361 или 362 батареи.

Сформировать из автотранспорта автоколонну в 100–150 машин для решения задач и переброски частей баз на угрожаемом направлении или вывоза имущества по обстановке. Срок 5 августа».

Подписан приказ был Кулешовым и Бороденко. Когда я прочитал его, Кулешов вопросительно посмотрел на меня, словно говоря: как с этим приказом быть?

— Приказ ваш, по-моему, правилен, — возвращая папку, сказал я ему.

Узнав о прибытии в город Военного совета Южного фронта, я решил встретиться с членом Военного совета армейским комиссаром 2 ранга А. И. Запорожцем, с которым перед поездкой в Севастополь меня познакомил в Москве И. В. Рогов.

Запорожец выглядел усталым, осунувшимся. Он посмотрел на меня и спросил:

— Как вы попали сюда?

Я объяснил ему и в кратких чертах доложил о всем виденном мной по дороге в Николаев и в самом Николаеве.

— Все, о чем вы говорите, я видел сам, — прервал меня Запорожец. — Ничего приятного не могу сказать. Отходим. Этот отход на многих действует угнетающе. Но есть целые дивизии, которые с первых дней войны ведут упорные бои. Отходя, они сдерживают натиск противника и при случае сами переходят в контратаки… Эти дивизии уже имеют небольшой боевой опыт… хотя они и отходят.

От него я впервые услышал похвалу 25-й Чапаевской дивизии, включенной в Приморскую армию.

Я попросил Запорожца для ориентировки ознакомить меня с положением дел на Южном фронте.

Он сказал, что в связи с неудачами, постигшими 6-ю и 12-ю армии, между Юго-Западным и Южным фронтами образовался промежуток, куда прорываются главные силы противника. В стык между 9-й и Приморской армиями севернее Тирасполя также прорвались крупные силы врага. Сдержать их не было возможности.

— Как видите, положение наше тяжелое, — подытожил Запорожец. — Фронта, как такового, нет. Части действуют, как правило, самостоятельно. В штабе фронта неустойчивая связь с армиями, нарушено управление. Я уж не говорю об управлении и связи с частями в армиях. Кроме того, нашему фронту Ставка переподчинила остатки 6-й и 12-й армий, оказавшихся отрезанными от остальных сил Юго-Западного фронта. Это создало дополнительные трудности. Связь с генералами Понеделиным и Музыченко поддерживается только самолетами. Чтобы вывести части из окружения, надо прикрывать их, а на это не хватает сил и средств. Разрешения же на последовательный отвод войск не получено, как не получено и резервов.

Запорожец хорошо отозвался о действиях бронекатеров Дунайской флотилии, которые не только успешно прикрывали наши переправы, но и срывали попытки противника переправиться на левый берег Буга в районе Вознесенска.

В конце разговора Запорожец сообщил мне, что получена директива Ставки: «Одессу не сдавать, а оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот». Эта задача возложена на Отдельную Приморскую армию. Командующим назначен генерал-лейтенант Г. П. Софронов, членом Военного совета — начальник политуправления фронта дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин.

Когда снова зашел разговор о Николаеве, я сказал Запорожцу, в каком трудном положении находится военно-морская база, и не успел попросить помочь базе, как он опередил меня:

— С оружием дело плохо. У нас большие потери. Фронт не может ничего выделить… Ничего…

Ночь прошла беспокойно. Авиация врага опять бомбила город. Лучи прожекторов метались по темному небу, разыскивая воздушного противника.

В день моего отъезда в Одессу я с огромной радостью узнал о славных делах летчиков 9-го истребительного авиаполка: за трое суток они в неравных боях сбили 19 самолетов противника, из них 9 «хейнкелей». «Бои только начинаются», — подумал я.

Опять, как и по дороге в Николаев, по направлению к Одессе мы не обогнали никого. Никто не обгонял и нас. Все шло на восток. Навстречу нам шли машины, тягачи с орудиями, повозки, встречались беженцы, толкавшие впереди себя тележки со скарбом и детьми.

Не доезжая села Нечаянное, мы увидели на обочине дороги обгорелые грузовики. Рядом лежали поломанные повозки и трупы лошадей. Вблизи дороги виднелись воронки от бомб, а чуть поодаль от них — свежий холм братской могилы.

Не успели мы выехать из Нечаянного, как над головой с воем и пулеметным треском пролетели «мессершмитты», обстреливая все, что двигалось. Воздушные пираты хозяйничали на дорогах.