Гарольд Лэмб - Ганнибал: один против Рима

Огромный бульвар, извиваясь, тянулся почти на семь миль мимо Бирсы, вдоль полуострова, пересекая превращенные в сады кладбища с надгробными памятниками, представляющими собой уникальные творения рук финикийских мастеров. Ближе к морю другие окруженные стенами сады дали приют знатным семьям, которые нажили свои богатства благодаря торговле. Некоторые из них, как, например, аристократические семьи Магонов и ловких Ганнонов, господствовали в городе в течение нескольких поколений. Клан Ганнонов открыто враждовал с неожиданно выдвинувшимся удачливым Гамилькаром.

На своем пути бульвар проходил мимо множества тех, кто не принадлежал к горожанам Нового Города. Нумидийцы в накидках восседали на быстрых лошадях, внимая свистящим звукам своих дудок; суданцы шли по пыльным дорогам, неся поклажу на расправленных плечах; массилийские воины широко шагали впереди своих семейств, направляясь к невообразимо богатому городу; повозки ливийских крестьян, коренных жителей плодородного побережья, вливались в поток движения. Смуглые греческие надсмотрщики щелкали бичами, прокладывая путь своим старомодным, но импозантным колесницам. Заморские конные упряжки останавливались перед слонами, невозмутимо шагающими с грузами тяжелой древесины. Караваны шли с юга, с невольничьих земель, из глубин Африканского континента.

Фактически магистрали карфагенян превратились в артерии всего континента. По ним продукция Африки поступала в город, чтобы превратиться в грузы кораблей, отправляющихся в другие порты Средиземноморья.

Карфаген стал нервным центром, огромным городом на краю моря. В его лавках финикийская речь смешивалась с местными диалектами, а язык греческих торговцев — с восточноарамейским языком. На самом деле Карфаген был восточным городом. Красные холмы Африканского побережья напоминали Красные Земли за Ханааном.

Карфаген обладал еще одной отличительной особенностью. Этот город всегда был свободным. Тир, покорившийся халдейскому, а позднее персидскому владычеству, был разрушен Александром и его македонским войском. Жертвы этого разрушения 332 года до н. э. — старики и женщины с младенцами — нашли убежище в Новом Городе. Самые надменные из северных городов, Афины и Капуя, увидели врагов, осаждающих их стены.

Удивительно, но Карфаген не имел защитной стены — его защищало море.

В отличие от Тира Новый Город добывал средства к существованию из глубинных районов материка. С горного кряжа полуострова открывался вид вниз на зеленую долину с орошаемыми плантациями. Они простирались до плодородной долины реки Баграда, за которой виднелась темная линия реликтовых лесов, где взамен вырубленных дубов и сосен искусные руки немедленно высаживали новые деревья.

Сначала Ганнибал, видимо, сопровождал своего неугомонного отца за пределы цивилизации, туда, где ливийцы разводили скот, выполняя волю своего вождя, живущего в глиняной хижине. Возможно, они посещали Кирту (Константину), город народа пустыни, стоящий на берегу западной реки. Но великое восстание 241–238 годов до н. э., которое, как большой пожар, распространилось по внутренним районам, должно было заточить мальчика в особняке в Карфагене, в той комнате, которую он делил с греком, математиком и чтецом, читавшим героические поэмы его малолетним братьям.

Восстание скоро превратилось в гражданскую борьбу, в которой подчиненные внутренние районы пытались избавиться от контроля города, расположенного на полуострове. Однако эта междоусобная борьба приобрела более сложную форму. Хищнические племена объединились с деревнями, страдающими от непомерных налогов военного времени, которые с них взимали их господа; другие оставались лояльными Карфагену. Ветераны гарнизона горы Эрик, которым задолжали жалованье, возглавили восстание. Город не располагал опытной армией, которая могла бы противостоять им. С другой стороны у восставших не было способных лидеров. Они прибегли к терроризму. Чувствуя грозящую опасность, Карфаген отобрал полномочия у семьи Ганнонов и призвал Гамилькара Барку взять на себя единоличное командование.

Гамилькар мобилизовал новые войска. Множество нумидийских всадников встали под его знамена. Караван слонов в кожаной броне потянулся из ворот города к дымам горящих деревень. Гамилькар, имея такое разношерстное войско, перехитрил полчища восставших и загнал их остатки в слепое узкое ущелье, из которого выбраться не удалось никому.

Когда снова были открыты дороги к Африканскому побережью, залечивающему свои раны, они были уставлены крестами, на которых умирали распятые лидеры восставших. Среди распятых тел, вокруг которых кружились тучи воронья, было и тело великана-ливийца с серьгами. Восьмилетний Ганнибал должен был видеть какие-то последствия этой «непримиримой войны», как назвали ее римские историографы.

Возможно, уже в этом раннем возрасте он почувствовал отвращение к войне и нежелание посылать людей на битву, что проявилось в последние годы его жизни.

На обессилевший Карфаген обрушилась новая угроза. Это привело к тому, что в 238–237 годах до н. э. городу пришлось принимать срочное решение.

Новое требование пришло из Рима, который еще недавно заверял в своей приверженности миру. Требование заключалось в том, чтобы карфагеняне ушли с островов Сардиния и Корсика и снова заплатили контрибуцию в 1200 талантов серебром, в соответствии с условиями, принятыми в 241 году до н. э.

Эти условия, принятые Гамилькаром как представителем Карфагена, были посильными. Карфаген отдавал всю Сицилию, оплачивая ущерб, нанесенный во время конфликта с Римом. Оба государства разграничивали сферы торговли на море и давали торжественное обещание не нападать на союзников друг друга. Тогда Гамилькар тоже отказывался выполнить приказ Рима выдать всех дезертиров и беглых рабов. Теперь, когда едва закончилось восстание в Африке, возник конфликт между карфагенскими гарнизонами в портах островов Тирренского моря (Сардинии и Корсики), которые на самом деле находились ближе к Итальянскому побережью. Неожиданно вмешался римский сенат, чтобы, воспользовавшись усталостью Карфагена, потребовать вывода этих гарнизонов, что означало сдачу портов, под угрозой начала новой войны.

По мнению совета Бирсы, уступка Сардинии и Корсики означала больше, чем потерю некоторой части импорта древесины или руды; это означало потерю портов, которые давали выход в Западное Средиземноморье. Сдача позиций на сицилийском пути от нижней оконечности Италии до полуострова, на котором располагался Карфаген, лишала его Восточного Средиземноморья. После почти трехвекового господства торговцы африканского города могли потерять все сферы влияния — если не произойдет чего-то непредвиденного. Проблема выплаты двойной контрибуции была просто ничтожной в сравнении со сдачей стратегически важных островов.