Реймонд Франц - Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии

После возвращения единственной работой, которую Рене смог найти, была работа грузчика на сталелитейной фабрике. Поскольку физически он был не очень крепким человеком, здоровье подвело его уже на второй день, и он попал в больницу. Позднее он нашел другую работу, и, как только финансовые проблемы были улажены, они с женой немедленно вернулись к «пионерскому» служению, затем к работе в районе и области, и, наконец, их пригласили работать в Бруклине, в штаб — квартире; Рене стал руководителем Служебного бюро и заботился о нуждах всех испаноязычных собраний в Соединенных Штатах, которые насчитывали около 3000 °Cвидетелей. Он служил там, пока в 1969 году не забеременела его жена, и они вынуждены были оставить «вефильское служение».

Рене сказал мне, что постарается остаться в Нью — Йорке не потому, что ему нравится город, а потому, что он хотел бы по — прежнему быть полезным для штаб — квартиры. Получилось так, что через несколько лет он работал для Общества два дня в неделю, выполняя переводы на испанский язык, руководя записями драм на испанском языке для использования на областных конгрессах, частично выполняя функции областного и районного надзирателя в испаноязычных собраниях Нью — Йорка. Некоторое время он провел в Португалии, и, когда португальские собрания развились и окрепли, он, немного подучив язык, начал помогать и им.

Я серьезно сомневаюсь, что за 30 лет членства Рене в организации у кого — либо в Пуэрто — Рико, Испании или Соединенных Штатах были причины для недовольства его служением. Будучи по натуре довольно мягким, он в то же время был человеком принципа; он научился быть твердым, не становясь, однако, при этом жестким или резким. Даже при сложившейся ситуации, о которой будет рассказано позднее, я сомневаюсь, что кто — то из работавших с Рене Васкесом будет отрицать, что это описание является честной и правдивой оценкой его характера. Если у него и был какой — то заметный недостаток, то, как признавал сам Рене, он заключался в его чрезмерной уступчивости: он никогда не отказывался что — то сделать для других, особенно для Общества. Сейчас Рене считает, что от этого пострадала его семейная жизнь.

Один пример: они с женой несколько лет работали без отпуска, и Рене решил поехать в Испанию отдохнуть. Незадолго до предполагаемого отъезда позвонил Харли Миллер, глава служебного отдела, и попросил Рене заняться кое — какой работой именно в это время. Рене решил, что должен на это согласиться, поскольку он и раньше никогда не отказывался от заданий «организации Господа». Его жена поехала в Испанию со своей мамой.

Рене жил неподалеку от аэропорта Ла Гуардия, и члены Руководящего совета, включая Харли Миллера, часто просили встречать и отвозить их в Вефиль, когда они возвращались из поездок. Какие — то самолеты прибывали уже заполночь, иногда и под утро. Рене настаивал на том, чтобы и меня встречать таким образом, и я соглашался из — за нашей давней дружбы — до тех пор, пока не узнал, в какой степени другие использовали его готовность помочь. По — моему, его эксплуатировали, пользуясь его добротой. С тех пор, за редкими исключениями, я старался добираться до Вефиля другими средствами.

Мне кажется, что если бы можно было узнать мнение Руководящего совета о том, кем были главные участники «заговора против организации» (для подавления которого они приняли такие радикальные меры), все показали бы на нас троих — Эда, Рене и меня. Тем не менее, втроем мы не собирались ни разу. За весь описываемый промежуток времени я, может быть, два раза подолгу говорил с Рене; то же можно сказать о разговорах Эда и Рене. Какую же зловещую деятельность мы вели? А вот какую: мы просто обсуждали Библию как друзья, притом друзья давние.

В тот день, когда вечером Рене зашел к нам в комнату, он посетил семинар для старейшин, организованный Обществом. Мы поговорили о его впечатлениях, которые были, в основном, благоприятными. Однако во время разговора он сказал: «У меня такое ощущение, как будто мы почти поклоняемся цифрам . Мне иногда хочется вообще отменить отчеты». Под отчетами он подразумевал систему, согласно которой каждый Свидетель сдавал листок бумаги, на котором указывал, какую «свидетельскую» деятельность провел, включая затраченное время, распространенную литературу и т. д. [195]

Я вспомнил некоторые моменты, прозвучавшие на предыдущем районном конгрессе о «вере и делах», и мы поговорили об этом; кроме того, мы упомянули о том, что апостол писал по этому поводу в Послании к Римлянам. По — моему, учение апостола прежде всего призывали к утверждению людей в вере; когда это произойдет, последуют и дела — ибо подлинная вера действенна и активна так же, как и подлинная любовь. Можно постоянно заставлять людей выполнять определенные дела, и они могут осуществлять их под этим давлением. Но где свидетельство, что тогда эти дела побуждаются верой и любовью? И если дела мотивируются не верой и любовью, насколько они будут угодны Богу?

Казалось очевидным, что дела веры должны быть спонтанными, а не систематизированными, подчиненными определенной форме; их нельзя выполнять просто из — за следования некоему расписанию деятельности, составленному другими людьми. В упорядоченной организации работы нет ничего плохого, но она не должна принуждать людей и развивать комплекс вины в каждом, кто ей не следует. Чем теснее люди пытаются следить за жизнью и деятельностью братьев — христиан, тем успешнее они вытесняют всякую возможность для веры и любви побуждать и управлять их делами. Я признал, что гораздо труднее утверждать людей в вере и в любви к Писанию, чем просто выступать с «ободряющими» речами или вызывать у слушателей чувство вины; но, судя по тому, что написал апостол, этот более трудный, основанный на Писании путь и был единственно мудрым.

Таково было содержание нашей беседы. Письменные отчеты Свидетелей послужили его началом, но в дальнейшем разговоре они не фигурировали. Когда я позднее встретил Рене, он сказал, что, начав смотреть на вещи в свете учений Павла, приведенных в Послании к Римлянам, он с гораздо большим удовольствием выполняет свою работу областного и районного надзирателя и его беседы со старейшинами обретают новый смысл.

Через несколько недель мы с женой были приглашены к нему на обед. Хотя в течение первых лет жизни в Нью — Йорке наши две супружеские пары вместе посещали одно испаноязычное собрание в Куинсе, позже наши встречи стали единичными, случайными. И до, и после обеда Рене хотел поговорить о значении Послания к Римлянам. Так же, как в разговорах с женой, хоть и в меньшей степени, я чувствовал, что должен отвечать на его вопросы, а не избегать определенных тем. Мы были знакомы 30 лет; я знал, что он серьезно изучает Библию. Я говорил с ним как друг, а не представитель организации; и при обсуждении Слова Бога я считал, что прежде всего обязан Богу, а не людям, не организации. Если бы я не рассказывал людям о том, что считаю ясными учения Писания, то каким образом я мог бы повторить слова Павла к Ефесянам, записанные в Деяниях 20:26–27: