Реймонд Франц - Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии

Тогда я спросил, почему понадобилось такое крупномасштабное расследование. Он мог еще раз мне все честно объяснить, но он сказал:

Ну, отдел работает не так продуктивно, как должен бы. Книга для летнего конгресса не успевает на фабрику в срок.

И опять он предпочел уклониться вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос. На его заявление я заметил, что в этом ничего необычного нет, но в прошлом году обе книги — Комментарий к Посланию Иакова (Эда Данлэпа) и «Выбрать лучший путь жизни» (Рейнхарда Ленгтата) — поступили на фабрику точно в срок, к началу января (я знал об этом, поскольку в мои обязанности входило проследить, чтобы эти книги были закончены в срок. Книгу, которая должна была выйти в 1980 году, «Как найти счастье» писал Джин Смолли, который никогда раньше над книгами не работал, и этим проектом руководил не я). Я добавил, что не понимаю, почему подобное могло послужить причиной расследования.

Шредер продолжал:

Некоторые из братьев недовольны тем, как редактируются статьи. Рэй Ричардсон сказал, что сдал статью (он назвал тему статьи) и ему очень не понравилось, как эта статья была обработана.

Я сказал: «Берт, если ты вообще что — то знаешь о писателях, тебе должно быть известно, что никому из них не нравится, когда его материал подвергается правке. Но и в этом нет ничего нового: в писательском отделе это происходит с самого начала. А что об этом думает Лайман Суингл — координатор писательского отдела»?

Он ответил: «А Лаймана сейчас нет».

«Я знаю, что его нет, — сказал я, — он в зональной поездке. Ты ему написал»?

«Нет», — ответил он.

Тогда я сказал: «Берт, мне все это кажется очень странным. Если бы, например, Милтон Хеншель [координатор Издательского комитета, руководящего всей работой фабрики] был в отъезде и еще одного члена Издательского комитета, скажем, Гранта Сьютера, тоже не было на месте, а кто — нибудь сообщил бы в Руководящий совет, что фабрика работает не так продуктивно, как должна бы, — неужели ты думаешь, что Руководящий совет начал бы полное расследование работы фабрики в отсутствие этих двух братьев [я знал, что подобная мысль даже не пришла бы никому в голову]»?

Он немного поколебался и сказал: «Ну, Руководящий совет нас об этом попросил, и мы просто составляем для него отчет. Мы будем отчитываться завтра».

«Знаешь, я был бы очень признателен, если бы ты за меня сказал, что я думаю по этому поводу, — ответил я. — Мне кажется, что подобные действия без разрешения и ведома Лаймана Суингла— это оскорбление в адрес его как человека, оскорбление годам его служения и его положению».

Шредер сказал, что передаст это заявление. Я добавил, что, если есть что — то по — настоящему важное, что следовало бы обсудить, я всегда могу приехать. Он спросил: «Правда»? Я ответил: «Конечно. Я просто сяду на самолет и прилечу». Он спросил, не могу ли я приехать в следующую среду. Я ответил: «Какой в этом смысл, если Лаймана все еще не будет»? На этом наш разговор закончился.

У председателя Руководящего совета Свидетелей Иеговы было несколько возможностей открыто и честно ответить на мои вопросы, сказав: «Рэй, нам кажется, что возникли очень серьезные проблемы, есть даже обвинения в отступничестве, Я думаю, тебе следует знать, что упоминалось твое имя; и прежде, чем что — либо предпринять, мы посчитали, что по — христиански мы должны сначала поговорить с тобой».

Вместо этого он не произнес ничего, ни одного слова, чтобы дать мне понять, в чем дело. Конечно, он тогда не мог сказать последнюю часть утверждения, поскольку он и другие члены Председательского комитета уже привели в действие крупномасштабную операцию с помощью записей, комиссий по расследованию и расспросов. Проще говоря, картина, описанная мне представителем Руководящего совета, была обманной, не соответствующей действительности. Но я не мог даже предположить, насколько фиктивной она была на самом деле. Скоро я начал об этом узнавать, правда, в основном, не из Руководящего совета, а из других источников.

Если поведение Руководящего совета и его Председательского комитета в этом аспекте понять трудно, то еще более необъяснимым — и чему нет оправдания — мне кажется то, что они не действовали открыто и прямо по отношению к Эду Данлэпу, находившемуся там же, в штаб — квартире. Когда он спросил Бэрри и Барра о причине их расспросов, они должны были честно рассказать ему, почему Руководящий совет поручил им задать ему подобные вопросы и о каких серьезных обвинениях шла речь. Безусловно, библейские принципы — включающие утверждение Господа Иисуса о том, что с другими нужно поступать так, как желаешь, чтобы поступали с тобой, — требовали , чтобы кто — то сказал ему прямо в лицо, какие обвинения в «отступничестве» выдвигались за его спиной. Те, кому обо всем было известно, тогда почли за лучшее этого не делать. Они предпочитали этого не делать и спустя месяц после начала событий . Однако имя Эда Данлэпа, так же, как и мое, было передано членам комиссий по расследованию, а затем в правовые комитеты — по крайней мере, дюжине или больше человек, — и все еще ни один член Руководящего совета не подошел к нему, чтобы сообщить, насколько серьезные обвинения связывались с его именем. Тем не менее, многие из них встречались с ним ежедневно .

Я не понимаю, как такие действия можно считать достойными христианина.

В пятницу 25 апреля, всего через три дня после звонка Шредера по моей просьбе, по решению правового комитета (действовавшего по санкции и под руководством Председательского комитета Руководящего совета) лишению общения были подвергнуты Крис Санчес, его жена и Нестор Куилан. Рене и Элси Васкес также были лишены общения по решению другого комитета, а вместе с ними — старейшина собрания, соседнего с тем, где служил Рене Васкес. Имена их всех, кроме старейшины, были зачитаны вслух для всей штаб — квартиры, и было объявлено о лишении их общения. Таким образом. Руководящий совет сообщил об этом более чем пятистам сотрудникам. Однако они не посчитали нужным сказать об этом мне. Конечно, в конце концов, я об этом узнал, но из телефонных разговоров с исключенными, а не от коллег по Руководящему совету.

Дайан Биерс, прослужившая в штаб — квартире десять лет и хорошо знавшая Санчеса и Куилана, описала свои впечатления о событиях 21–26 апреля таким образом:

Мне кажется, за эту неделю самое сильное впечатление на меня произвело то, как жестоко обращались с этими братьями. Им не было известно, когда нужно будет идти на заседание комитета. Вдруг звонил телефон, и Крису надо было отправляться. Потом он возвращался, звонил телефон, и наступала очередь Нестора. Так это и продолжалось. Всю неделю они висели в воздухе. Однажды я говорила с Нормой [Санчес], и она сообщила, что комитет хочет побеседовать с ней одной, без Криса, и она не знает, что делать. Я объяснила, что, по — моему, Крис должен всегда быть с ней, потому что иначе у нее не будет свидетеля того, о чем ее спросят и как она ответит. Они могли сказать все что угодно, и она никак не смогла бы доказать, что все было не так. Становилось очевидным, что они пытались настроить Норму против Криса.