Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца

Я тут же передал это герру генералу, и он распорядился связаться с командующим силами люфтваффе в Маастрихте. Оттуда меня проинформировали о бельгийском аэродроме в Динане, городке юго-западнее направления нашего главного удара на Филипвиль. Пройдясь по частотам люфтваффе, я попытался прощупать радиообмен противника. И нашел кое-что любопытное: пилот говорил по-фламандски. Следовательно, бельгийские летчики пилотировали французские истребители. Я немедленно доложил их координаты, которые понял из радиообмена, Роммелю. Однако поднять в воздух наши самолеты в Маастрихте не представлялось возможным, и герр генерал приказал поднять в небо орудия спецбронемашин и полугусеничных вездеходов. Также были переданы указания пехотинцам о том, чтобы все имевшиеся в распоряжении пулеметы MG-34 и MG-38 срочно погрузить на безбортовые кузова «Опель Блицев» и следить за воздушной обстановкой. Герр генерал намеренно рассредоточил все огневые средства противовоздушной обороны с тем, чтобы минимизировать потери, и мы на обычной скорости направились на Филипвиль.

В наушниках раздался взволнованный голос Крендла.

— Кагер! Кагер! Ты видел? Нет, ты должен это видеть!

— Что я там должен видеть? — недоумевал я.

Но вскоре понял что. Вдруг до меня донеслось тарахтенье наших пулеметов и почти одновременно гул авиадвигателей. Потом тяжело ухнули разрывы бомб.

— Одного подбили! — торжествующе завопил Крендл. — И еще одного!

В этот момент где-то совсем рядом раздался взрыв, и мой прицеп крепко тряхнуло. Даже искры из передатчиков посыпались.

— Как ты там? Жив? — обеспокоенно спросил Крендл пару мгновений спустя.

— Да, жив, жив! А что случилось?

Слышать-то я слышал, но надо было и видеть. Меня даже задело за живое, что я сижу в своей консервной банке и не вижу боя.

— Только ты мне пообещай одну вещь, — попросил Крендл.

— Что за вопрос? Обещаю!

— Когда все утихнет, — продолжал он, — дойди до меня и помоги отыскать мои яйца!

И расхохотался в микрофон.

Обстрел длился минут 10, может, четверть часа. Потом Крендл остановил «Опель Блиц». Я распахнул дверцу прицепа и увидел блаженно улыбавшегося Крендла. Выйдя из прицепа, я увидел семь или восемь подбитых французских самолетов-штурмовиков. Это были относительно небольшие машины, выкрашенные в матово-зеленый цвет, одномоторные. Обломки их пылали ярко-оранжевым пламенем, а в воздух поднимались черные клубы густого дыма. Тут я заметил, что один из самолетов при падении врезался в полугусеничный вездеход СС. Все сидевшие в нем солдаты погибли на месте.

Потащив меня за рукав, Крендл показал мне правый бок моего прицепа. Он был весь черный от копоти. Неведомая исполинская сила вдавила стенку передвижной радиостанции внутрь. Подтолкнув меня к ней так, чтобы я стоял на фоне номера и креста, он стал вытаскивать фотоаппарат. Я, заняв дурашливую позу, позволил своему другу увековечить меня на фоне пострадавшего от разрыва бомбы радиоприцепа.

Тут к нам подбежал какой-то офицер ваффен-СС и стал разоряться: дескать, мы ведем себя неподобающим образом и крайне неуважительно в отношении только что погибших боевых товарищей. Честно говоря, мы просто позабыли об этом. Откуда-то появился автомобиль санитарной роты, и санитары стали вытаскивать из-под обломков полугусеничного вездехода останки погибших. Герр генерал стоял неподалеку, скомкав пилотку в руках. Похоронная команда вырыла шесть могил, а гробовщики стали заколачивать гробы и прибивать к ним имперские кресты. Крендл указал на груженный досками грузовик. Оказывается, он постоянно ездил с нами именно для таких печальных оказий.

Помню, как товарищи пытались утешить одного солдата СС. Крендл пояснил:

— У него там погиб брат.

Солдат обезумел от постигшего его горя. Какое-то время он рыдал, потом вдруг бросился к обгорелому вездеходу и изо всех сил принялся молотить по нему каской. Герр генерал в этот момент предпочел уйти. Я было подумал, что собрался утешить солдата СС, однако Роммель предпочел оставить его наедине со своим несчастьем. И тут мне пришла в голову мысль: интересно, а как бы я прореагировал на гибель кого-нибудь из своих братьев, которые служат в Польше? Тогда, в 1940-м, они еще были живы, погибли они позже. Оба.

За упокой душ шести бойцов СС капеллан отслужил службу, мы, стоя по стойке «смирно», выслушали проповедь. Герр генерал, шагая взад и вперед, поглядывал на небо. Может, его интересовали метеоусловия, а может, он просто пытался таким образом побороть волнение. Тела погибших предали земле, а свежие могилы сфотографировали. Таков суровый обычай континентальных армий. Мы хоронили погибших товарищей на месте гибели, обозначив на карте место захоронения, которое потом сообщали близким. Британцы и американцы, в отличие от нас, забирали с собой тела убитых, что, на наш взгляд, было куда гуманнее и уважительнее к памяти павших.

По завершении церковной службы брат погибшего бойца устремил взор в сторону Франции. Вытянув руки, он сжал их в кулаки, а потом выпятил грудь, из которой вырвался не то стон, не то атавистический, варварский рык, обращенный к врагу. Я тихо подтолкнул Крендла к нашему «Опель Блицу». Бестактно было бы стоять и лицезреть чужое горе и отчаяние.

Тут нас едва не переехал мотоциклист. Какой-то обер-шарфюрер СС крикнул:

— Черт бы тебя побрал, Кагер! Немедленно в прицеп! Генерал никак не может дозваться тебя!

Я тут же бросился в передвижную радиостанцию и принялся вызывать Железного коня. Герр генерал был весьма недоволен моим отсутствием на боевом посту.

— Вы что, сдурели, рядовой?! — рявкнул он. — Ваша святая обязанность сидеть у рации. Если не получается, тогда найдем вам замену!

Роммелю срочно потребовалась связь с разведкой люфтваффе для выяснения всех вопросов нашего продвижения на Филипвиль. Наши дислоцированные в Маастрихте самолеты до сих пор проводили атаки аэродромов Динана. А воздушная разведка сообщала о передвижениях сил неприятеля в районе Филипвиля. Больше всего герра генерала интересовали мосты через северный приток Мааса, как раз между Филипвилем и Динаном. Самолеты-разведчики доложили, что мосты в исправном состоянии и что никакой активности противника вблизи их не наблюдается.

Наша колонна направилась на запад, был объявлен запрет на радиообмен, если не считать кратких сообщений касательно вопросов войскового подвоза. В наушниках раздался голос Крендла:

— У меня брат в Польше, — решил доложить он.

Я ответил ему, что у меня, дескать, там двое братьев.

— Ты его видел?

Я не понял, кого мой товарищ имеет в виду: то ли кого-нибудь из моих братьев, то ли брата погибшего сегодня солдата СС. Разумеется, его я видел! Все его видели! И вообще, у меня нет желания больше распространяться на эту тему. Но Крендл продолжал: