Н. Урванцев - Таймыр - край мой северный

Мне кажется, что все рассказы о нападении белых медведей на человека основаны на привычке медведя подкрадываться к любому темному, особенно движущемуся, предмету. Подойдя вплотную, он останавливался, если предмет по запаху был ему совершенно не знаком. Конечно, при этом можно получить от него удар лапой, но это будет недоразумением. Во всяком случае, Журавлев не знал и ни от кого не слышал о случае активного нападения белого медведя на человека, а он провел на Новой Земле не один десяток лет.

К середине июня снег кругом стаял, а талая вода со льда сбежала в трещины и полыньи. Надо было пробираться к дому. Вертикально стоящие ледяные кристаллы при вытаивании образовали на поверхности морского льда терку, о которую собаки обдирали свои лапы до крови. Шли очень медленно, 10 — 15 километров за переход. Местами, где к морю подходили ледниковые языки, бегущая с них пресная вода разъедала лед насквозь. Однажды, проезжая мимо такого языка, мы этого не заметили и приняли сквозные отверстия во льду за обыкновенные лужи. Остановились на узком перешейке, выбирая путь, и ужаснулись — кругом не лед, а решето, сохранились только перемычки. С большими предосторожностями, пятясь задом, выбрались в более безопасное место. Там, где лед торосистый, бугристый, вероятно многолетний, во впадинах скопилось много воды. В некоторых местах вода занимала три четверти площади, и обойти ее было невозможно. Приходилось идти вброд. Собаки то и дело оказывались на плаву, и их приходилось вытаскивать. Мы брели мокрые до пояса, поддерживая сани и помогая собакам.

Немало трудностей представляли речки, бегущие в море, их вода далеко разливалась по морскому льду, разъедая его. Прежде чем преодолеть такие препятствия, приходилось предварительно отыскивать более доступный переход. В одном месте за мысом, названным мысом Кржижановского, перед нами открылось обширное пространство морского льда, сплошь залитое водой. Обойти его было невозможно. Оставалось одно — пересечь трудный участок по сухопутью и перейти три речки. Они-то и дали такую большую воду на льду. Конечно, весь груз пришлось перенести на себе, а потом уже переводить вброд упряжки с пустыми санями.

Две речки одолели беспрепятственно, третья оказалась глубокой, с быстрым течением. Груз перенесли, а потом стали вплавь переправлять порожние сани с собаками. Чтобы их не унесло течением в море, я пошел вперед, привязав к поясу длинную веревку, прикрепленную к передку саней и к цепи, связывавшей собак в упряжке. Первую упряжку переправили благополучно, а вторую подхватило течением и понесло в море. Ушаков, который брел около саней, не смог их удержать. Услышав крик: "Держи!", — я почувствовал, как веревка натянулась струной, и, не оглядываясь, бросился в воду на четвереньки, упираясь ногами и руками в галечное дно. Поднял голову, чтобы не захлебнуться, и со страхом ждал, что вот-вот веревка лопнет. Но буксир оказался надежным, и собак течением прибило к берегу. За этот тяжелый день прошли только пять километров.

Земля на острове просохла, грунт уплотнился, так что летом здесь можно будет работать. Только вместо саней надо сделать легкий экипажик на мотоциклетных колесах, а вместо кузова на раму поставить легкую лодочку типа "стрельной", как у Журавлева, чтобы на ней переправляться через речки. Такой экипаж с грузом 250 — 300 килограммов легко потянут десять собак. Если заблаговременно организовать несколько продовольственных складов, то можно будет до зимы делать геологическую съемку и искать полезные ископаемые, которыми Северная Земля, видимо, богата. На одном из мысов западного берега острова Октябрьской Революций мы обнаружили признаки присутствия оловянных руд, на речке Матусевича — железных руд, на речке Ушакова — признаки нефтеносности. У западного берега фиорда Матусевича нашли кварцевые жилы с медным колчеданом. Последующие работы подтвердили наше предположение, и сейчас на Северной Земле развертываются поисковые и разведочные работы.

Погода стояла пасмурная, с туманами и дождями. Наступало полярное лето. Надо было спешить. Скоро лед на море начнет вскрываться и отрежет нас от дома на острове, названном нами Домашний. И все же приходилось делать остановки, чтобы дать отдохнуть измученным псам. Они обессилели не из-за работы, которая не так уж и тяжела, а из-за потери крови, сочившейся из стертых лап. Иглы обдирали даже прочные подошвы наших сапог, которые оказались так разбиты, что пропускали воду. А у собак ноги представляли собой сплошные кровоточащие раны. И все же наши верные друзья тянули нарты. Их выносливости и жизнестойкости приходилось только изумляться. После остановки собаки валились замертво. Приходилось брать их на руки и переносить на сухое место. К корму они не притрагивались, хотя были очень голодны. Каждую приходилось кормить в отдельности, подкладывая к морде кусок, чтобы она его съела. Утром собак подносили к упряжке на руках, при этом животные глядели на нас такими умоляющими, человеческими глазами, что до слез брала жалость. Но приходилось быть жестокими. Надо было идти вперед во что бы то ни стало.

Через день мы, наконец, подошли к вехе-гнилушке, которую поставили во время осеннего, самого первого маршрута. Теперь съемка вокруг острова Октябрьской Революции замкнулась, и ее можно было считать законченной. До дома по прямой, по морскому льду, осталось около 40 километров, а по берегу, через мыс Серпа и Молота, — вдвое дальше. И хотя ехать сейчас по льду рискованно, все же решили следовать этим путем.

Но и этот путь оказался не из легких. Местами приходилось идти чуть ли не вплавь. Измученные собаки падали одна за другой, и поднять их не было возможности. Лежали как мертвые, а некоторые, может быть, и действительно были уже мертвые. Разбираться не было времени, упавших отпрягали и следовали дальше. Кое-как, с трудом прошли все же 14 километров и стали лагерем среди скопления старых полуобтаявших многолетних торосистых льдов, которые при вскрытии ломает не сразу. Продовольствие на исходе, отдали собакам три последние банки пеммикана и не пожалели одну свою. У нас осталось только три четверти банки пеммикана, кружка риса и керосин в примусе. Галеты и сахар кончились еще неделю назад.

Погода ухудшилась. Туман такой, что в двух шагах ничего не видно, приходилось стоять и выжидать. Через два дня северный ветер отогнал воду со льда к югу, туман рассеялся, и мы увидели остров Средний из архипелага Седова, до него было километров 20. Запрягли оставшихся собак и пошли прямо к острову, с трудом перевалили через него и 20 июля к вечеру были дома. Нас встретили с распростертыми объятиями. По радостным восклицаниям и суетливой беготне чувствовалось, что товарищи нас заждались, может быть, считали погибшими, так как все назначенные сроки возвращения давно миновали. Лед за островом с мористой стороны еще стоял, но западнее его уже не было. Вовремя мы вернулись.