Симона Берто - Эдит Пиаф

Я не поехала в турне с Эдит. Она сказала, что хочет уехать из «Альсина» и просила меня остаться и заняться новой квартирой, которую подыскивал Лулу. И все-таки я удивилась, когда он мне сказал: «Звонила из Эльзаса Эдит и просила немедленно снять ей дом. Ей почему-то нужно, чтобы в нем было много комнат. Что ты об этом думаешь? (У меня не было ни малейшего представления.) Ну, я нашел ей кое-что подходящее на улице де Берри. Пойдем посмотрим».

Дом оказался скромным на вид. Я не могла и предположить, что благодаря Эдит жизнь в нем будет так богата событиями.

Вы входили во двор. В глубине его было что-то вроде особняка с небольшим садом. Деревья в этом саду, казалось, плакали от скуки и мечтали о деревне. Когда мы обосновались, чтобы им было не так скучно, мы им подарили карликового петушка Пюпюса и в пару ему курочку Ненетту. Но веселее выглядеть они не стали! У них по-прежнему был потерянный вид, словно они не понимали, почему выросли здесь. Я их любила, они были похожи на меня. Я ведь тоже не знала, что здесь потеряла.

Вы поднимались на три ступеньки и попадали в вестибюль. Дом был одноэтажным. Я не помню, сколько в нем было комнат, но было просторно, прилично обставлено и стоило довольно дорого. Лулу спросил:

— Тебе нравится?

Не знаю почему, но я не была в восторге.

— Дом не плохой, но очень большой.

— Она так и хочет.

— Не собирается нее она здесь поселить этих бойскаутов!

Мы рассмеялись, но, наверное, не дали бы руку на отсечение, что этого не случится.

Когда речь шла об Эдит, никогда ничего нельзя было знать заранее. Так я, не зная, вернется ли она из поездки в отель или поедет сразу на новую квартиру, приняла свои меры предосторожности. По телефону она мне только сказала: «Встречай меня на вокзале». И все. Я поставила в комнатах цветы и перевезла кое-что из вещей. Я ждала возвращения Эдит в некотором смятении, нюхом чуя, что что-то не так.

На вокзале, как всегда после долгой разлуки, она подозрительно осмотрела меня, как мать, которая боится, что дочь в ее отсутствие потеряла невинность. «Ты плохо выглядишь! Надеюсь, ничего не натворила?» Потом она обняла меня и поцеловала. Я снова стала «ее» Момоной.

Едва усевшись в такси, она бросила шоферу: «Улица де Берри, 26».

Я оторопела. Мы не едем в «Альсина». Какое счастье, что я подумала о цветах. Я спросила ее осторожно:

— А как же Ив?

— С ним покончено. Я приняла решение. Он больше во мне не нуждается и сумеет повести свой корабль сам. Ты увидишь, Момона, я окажусь права. В остальном у меня масса идей. Я решила заняться «Компаньонами». Я из них сделаю потрясающий ансамбль. Такой, какого еще не было. Они будут делать все совсем другое.

— И они согласны?

— Они еще ни о чем не подозревают. Я все это надумала в поезде. Но они согласятся.

— Послушай, Эдит, но ведь девять человек сразу! Как ты с ними справишься?

— Не беспокойся. Нужно уметь меняться, в этом секрет вечной молодости.

Мы приехали на улицу де Берри. Эдит удивилась, но ей понравилось. Однако больше всего ей хотелось рассказывать мне о своем хоре. Аппетит приходит во время еды: ей уже нужен был не один воспитанник, а девять. «Они еще «сырые». Мне будет очень трудно, но я все поломаю».

Я ждала, что она выделит одного из них, произнесет одно имя. Но нет! Может быть, она хочет попробовать всех по очереди? От Эдит всего можно было ожидать!

— Слушай, надо разыскать Чанга. И мне будет нужна секретарша.

Ошибки быть не могло, мы обосновались капитально. Я не смела напоминать ей об Иве, но я о нем думала. Ему было известно, что она возвращается сегодня. Он ничего не знал об улице де Берри, но Лулу даст ему адрес. Как он поступит?

Их расставанье было самым тяжелым из всех, на которых мне пришлось присутствовать. Поздно ночью, видя, что Эдит не вернулась в «Альсина», Ив пришел на улицу де Берри. Сначала он робко позвонил. Эдит мне сказала:

— Если это Ив, не открывай.

У меня сжалось сердце. Я смотрела на него через опущенные жалюзи. Сначала он звонил, как сумасшедший, потом начал стучать кулаками в дверь. Удары гулко разносились по двору. Потом он прекратил грохот и, прижавшись ртом к дверной щели, сказал очень громко: «Эдит, открой… Я знаю, что ты здесь, впусти меня!»

Он оставался так некоторое время, неподвижно. У меня разрывалось сердце. Я металась между окном и комнатой Эдит. Она заткнула себе уши и засунула голову под подушку. Она мне кричала: «Я не хочу его слышать! Я не хочу все начинать сначала! Пусть он уйдет, Момона, иначе мне никогда не излечиться от него!» Она еще любила его, но считала, что должна остаться одна. Я страдала вместе с ними. В нашей жизни было столько хорошего!

Мне Ив нравился, он был честным, открытым. Когда он смотрел вам прямо в глаза, ему невозможно было солгать. У него было красивое лицо здорового человека. Он был настоящим мужчиной. Я не могла видеть, как он страдает.

Не знаю, сколько времени это продолжалось, Ив ушел с большим достоинством, прямой, словно окаменевший. Он пересек двор усталой походкой зверя, не одержавшего победы в схватке.

Я продолжала стоять у окна. Рассветало. Эдит спала, как ребенок. Когда утром она встала, я взбила подушку, еще мокрую от слез.

«Компаньоны» заняли свое место в периоде, который мы назвали «фабричным производством» и которому суждено было длиться долго, Мы пережили много разных периодов… и хороших, и плохих.

Девять мужиков — это же орава! Одному и то надо оказывать внимание, но когда все умножается на цифру девять — покоя не жди. Здорово утомляешься. Причем не от удовольствия. Его можно получить только единовременно и от одного человека.

Когда эти девять лбов выгрузились у нас со своими чемоданами, мне стало не до смеха. Как десантный отряд. И пошло-поехало! Они у нас жили и не жили, так как у них была общая на всех квартира на Университетской улице. Все беспрерывно сновали туда и обратно. И как всегда, в доме Эдит ночевать мог кто угодно.

У новой секретарши (кажется, ее звали Ивонной), хорошенькой девушки, глаза от удивления вылезали из орбит. Подобного дома она никогда не видела. Ей хотелось за всем уследить и все понять одновременно, но ей это не удавалось.

Чанг обладал поистине китайской мудростью: «Мамамизель это нравится? Тогда Чангу тоже нравится!

Я же, по правде говоря, впервые в жизни растерялась… Это было выше моего понимания, это был перебор. Я не могла любить всех скопом, мне нужно по отдельности. Я сказала себе: «Подождем. Флагман объявится».

Эдит была совершенно счастлива. Она сияла, как всегда, когда бывала влюблена. В ванной испытывались новые пудры и помады, сооружались новые прически.

По вечерам все собирались словно у лагерного костра. Рассаживались вокруг Эдит: пламенем была она. Эдит мне говорила: «Слушай их внимательно. Каждому есть что рассказать. Я еще не знаю, что с ними сделаю. Сначала я должна их изучить».