Всеволод Иванов - Московские тетради (Дневники 1942-1943)
- Название:Московские тетради (Дневники 1942-1943)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Всеволод Иванов - Московские тетради (Дневники 1942-1943) краткое содержание
Из предисловия: Публикуемая часть дневников моего отца, писателя Всеволода Вячеславовича Иванова, относится к военному времени 1942–1943 гг., когда он был занят прежде всего журналистской работой: писал статьи для «Известий» и других ежедневных газет («Красной звезды», «Гудка», «Труда»). […] Дважды за время, в течение которого велся дневник, Иванов выезжал на фронт как военный корреспондент — ранней весной 1943 года под Вязьму и летом того же года — на Курско-Орловское направление (вместе с Пастернаком, Фединым, Серафимовичем). […] Дневник поражает искренностью. По нему читатель может судить о том, насколько верна часто цитируемая тютчевская сентенция о тех, кто посетил сей мир в его минуты роковые.
Московские тетради (Дневники 1942-1943) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умер актер Новосильцев, игравший в «А. Пархоменко» роль Быкова.
3 января. Воскресенье. 4 января. Понедельник
Ничего не делаю. Читал даже мало. В голове — пустота, в душе недоумение. Зашел к Анне Павловне. Живут в холоде, голоде, а девочка Маня мечтательница. Несчастье! Вот седьмого день рождения, а что ей подарить не знаю. Тоска.
Шлепал по столице в рваных калошах и ботинках. С неба валом-валит снег, с крыш капает… И такое впечатление, как будто тебе прямо в душу.
5 января. Вторник
Зашел к Ольге Дмитриевне Форш в ее голубой особняк. […] Сегодня есть письмо от Сергия к Сталину и благодарность Сталина, ответная. Попы пожертвовали 500 тысяч и обещают еще. По этому поводу Ольга Дмитриевна сказала:
— Мы ничего не стоим. Что вы можете пожертвовать?
— Две тысячи.
— А мне и две трудно. А протоиерей Горьковской церкви (нет, вы вдумайтесь в иронию) жертвует 100 тысяч. То ли еще будет.
— Чему быть?
— Говорят, еврейские погромы уже есть.
— Глупости!
— Ну, дай бог, чтоб глупости. А то Мариэтта (М. Шагинян) в партию записалась, я думаю — не к добру. Она плачет, радуется. Чему, дура!
Я рассмеялся.
— Верно. Ведь она-то умная, а здесь вывеска нужна, а не ум. Вот мой кузен, Комаров, у него вся спина в язвах от лишая, подхватил где-то в Монголии, цветочки рассматривал босиком, в болоте…
— Помилуйте, Ольга Дмитриевна! В Монголии болот нет.
— Высохли, что ли? Да ну их, болота! Я говорю о другом. Кстати, по поводу юбилея Ньютона хотел речь сказать. Он говорит хорошо. Не дали. По бумажке надо, говорит, читать…
— Отказался?
— Куда там, к черту, откажешься…
— Ну, почему же. Если настаивать…
— Посмотрю я, как вы будете настаивать в семьдесят лет-то…
— Я и сейчас-то не очень.
Она расхохоталась. Я побоялся, что пригласят обедать (не потому что есть не хотел, все время есть хочется), а потому что могут подумать обедать пришел, да и то Форш изумилась, что я пришел рано. А рано я пришел потому, что хочу зайти в гостиницу. Узнать — нет ли телеграмм и писем от детей, а по дороге посидеть часик — другой у Бажана.
Вчера Союз прислал мне следующую бумажку, текст которой привожу целиком: «С Новым годом, дорогой товарищ. НКТ СССР помог мне оправдать взятую на себя общественную нагрузку: зайдите, пожалуйста, в Союз писателей к Валентине Михайловне и получите 500 гр. шоколада ценой 34 руб. С приветом, О. С.» Дальше неразборчиво, а жаль — надо б фамилию этого идиота записать в дневник. Шоколад выдавали в секретной комнате, по особому списку. Кашинцева чуть приоткрывала дверь и смотрела — кто стучит. Как бы то ни было, я взял шоколад с радостью и отложил его — будет чудесный подарок ребятам. […]
Все повеселели: три дня подряд наши берут по городу.
6 января. Среда
Встреча с партизанами в санатории «Лебедь». Записывал рассказы их часов пять. Устал, писать не буду в дневник, так как почти все уляжется в статьи, кроме разве одного утверждения старика Бошко:
— Партизанить сейчас труднее, чем в восемнадцатом году. Не потому, что я старый, а потому что немец стал умнее. Он нас — расслаивает.
7 января. Четверг
Рождение Мани. Подарил ей полфунта дрянных конфет и шоколаду из того, что мне дали в Союзе. Она была счастлива и довольна. […]
8 января. Пятница
Написал статью «Партизаны-железнодорожники» для «Гудка». […]
Позвонил в «Новый мир» узнать о судьбе своего романа.
Говорил Дроздов.
— Я должен вам, Всеволод Вячеславович, сообщить неприятное. Щербина (редактор «Нового мира») думал-думал и решил не печатать романа. Он мотивирует тем, что роман — надуманный. Очень талантливо написано, но надуманно.
— Что же он раньше этого не сказал?
— Мне бы хотелось, Всеволод Вячеславович, чтобы вы не отвращались от нашего журнала.
— Не буду уверять вас, что я чувствую к вашему журналу восторг. Тем более, что вы ведь могли отвергнуть сразу, и не заставлять меня переделывать два месяца.
Тот что-то промямлил. Я говорю:
— Пришлите мне экземпляр.
Дроздов обрадовался, словно я его хотел смазать по роже, да промахнулся:
— Да, да, сегодня же. Какой номер вашей квартиры? […]
10 января. Воскресенье
Вышел на часок, прогулялся. Но, к сожалению, насладиться морозом трудно — был голоден. По воскресеньям из Клуба не дают пищи и потому питаешься «что-есть», а сего весьма немного.[…] По дороге, гуляя, завернул в гостиницу — взял телеграммы — одну от Тамары, беспокоится, вторая — из Узгосиздата — требуют рукопись — иначе печатать нельзя! Бедняги! Они прочли отрывок в «Известиях» и сообщение о моем вечере, напечатанное в «Комсомольской правде», и небось решили — вот роман! Хоть бы они напечатали. Но вряд ли. Волна «надуманности» дойдет и до них.
11 января. Понедельник
[…] Если Данте действительно ходил по кругам ада, то как участник подобного хождения могу сказать, что ужас не в воплях и страданиях, ужас в привычке к страданиям и в сознании того, что и привычка, и ужас, и страдания необходимы — «так тебе и нужно».
Надо было бы заканчивать «Кремль», а не придумывать «Сокровища Александра Македонского». По крайней мере, там я был бы более самостоятельным, а тут — напишешь — и все равно не напечатают. Там я заведомо бы писал в стол или, вернее, печку, а здесь пишу на злорадство и смех, — да еще и над самим собой! […]
12 января. Вторник
Утром забежал К. Федин — худой, с провалившимся ртом — старик. Пожаловался на гибель своей пьесы и побежал доставать хлебные карточки, сказав только о Леонове:
— Ленька крутит, крутит, ух!..
13 января. Среда
[…] В книге «Былое и думы» (должно быть, вложил, когда читал), нашел программу художественной части траурного вечера, посвященного одиннадцатой годовщине смерти В.И. Ленина (1935 год), программа как программа. Но на полях ее мои записи. Сколько помнится, я сидел в крайней ложе, впереди (как всегда, пришел рано) и на перилах ложи записывал. Мне, видимо, хотелось сделать словесный портрет Сталина, внешний вид его на заседании. Переписываю с программки (все равно утонет где-нибудь): «Сталин, перед тем как встать или идти, раскачивается из стороны в сторону. Меняет часто, тоже сначала раскачиваясь, позу. Сидит, широко расставив ноги и положив руку на колено, отчего рука его кажется очень длинной. Если надо поглядеть вверх, то шею отгибает с трудом. Рука, словно не вмещается за борт тужурки, и он всовывает туда, несколько торопясь, только пальцы. Сидеть и слушать спокойно не может, и это знают, поэтому с ним кто-нибудь постоянно говорит, подходит то один, то другой… На докладчика ни разу не взглянул. Садятся к нему не на соседний стул, а через стул, словно рядом с ним сидит кто-то невидимый».
В издательстве «Молодая гвардия» на стульях девушка пилит дрова. Редактор, в меховом жилете, говорит тихо, словно бережет теплое дыхание. Мороз, кажется, 24. Из форточек домов высунулись — вечером особенно заметно — трубы времянок, и белый дым, похожий на пар (дрова сырые), стелется переулком. От дыма, что ли, но дома оказались вдруг очень плоскими, словно книги. Стоят тысячи унылых книг, которых никто читать не хочет, — таких вот по «технике» сейчас в магазинах очень много, — и от злости из них идет п-а-р! Да-с. А в домах-то жизнь грозная и страшная, не дай, господи.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: