Александр Бессараб - В прицеле — танки

Чекулаев с нескрываемым удивлением узнал от меня, что его полк окружен и что я прибыл спасать его. Он от души рассмеялся. Связавшись с комдивом по радио, мы доложили обстановку. Полковник Асафов сообщил, что, по имеющимся сведениям, на наш городок с востока движется большой отряд гитлеровцев с танками. Чекулаеву и мне было приказано разбить эту группу врага.

Спустя час все батареи, выполнив первоочередные окопные работы, подготовились ко всяким случайностям. В полукилометре от нас на опушке лесного массива стояла противотанковая батарея Войска Польского. Вечером, когда орудийные расчеты более основательно оборудовали свои позиции, я разрешил личному составу отдохнуть. Бодрствовали только часовые. Около полуночи позвонил А. П. Чекулаев и передал, что к нему прибыл Асафов и вызывает меня к себе.

Комдив приказал Чекулаеву оставить в городе стрелковую роту, а весь полк двинуть вперед — на север. Командный пункт дивизии перемещался сюда под защиту этой роты и пушек нашего дивизиона. Полковник Асафов тут же решил выехать со мной на позиции дивизиона.

Артиллеристы отдыхали. Шоссейную дорогу, по которой прошли стрелковые батальоны чекулаевского полка, прикрывали батареи П. К. Глущенко и Н. Е. Шевкунова. Кандыбинцы окопались на восточной окраине города.

Под утро пошел мелкий моросящий дождь. На дне траншей и щелей образовались лужи. Стало неуютно, сыро и холодно. Комбаты распорядились усилить наблюдение: в поле потемнело от нависших тяжелых туч. Кое-где пришлось выставить дополнительные посты.

Во второй батарее часовым был двадцатилетний ефрейтор Михаил Грибушенков. Коренастый, нос пуговкой, паренек уже успел повоевать около двух лет в роте подрывников-разведчиков партизанского соединения. Пустил под откос не один немецкий эшелон, несколько раз взрывал мосты. В армии партизанская смекалка всегда выручала Михаила. Так случилось и в эту ненастную ночь.

Дождь перестал, но от леса потянуло резким холодом, сыростью. Вокруг стоял прелый запах недавно освободившейся от снежного покрова земли.

Со стороны леса, как раз оттуда, где стояла польская батарея, донесся шорох. Грибушенков присмотрелся повнимательнее и почувствовал неладное: к позиции орудия осторожно двигались люди. По бряцанию автоматов и едва заметному очертанию отдельных фигур ефрейтор распознал гитлеровцев и, не колеблясь, поднял тревогу.

Батарея изготовилась к бою. Капитан Братчиков предупредил командиров других подразделений об опасности и сообщил, что к Шевкунову и Глущенко выехал командир дивизии.

Шевкунов встретил нас в тот момент, когда пушки уже вели огонь и бой разгорался. Виллис остановился, комдив спокойно вышел из машины и зашагал в поле — к орудию старшего сержанта А. И. Кучина. Мы спустились в траншею и вплотную подошли к расчету. В полусотне шагов вел огонь станковый пулемет взвода ПТР. Мимо нас двое несли ящик со снарядами. Своей крупной фигурой комдив помешал солдатам.

— Э, черт, хотя бы посторонился, — недовольно проворчал один из артиллеристов, но комдив промолчал и, освобождая дорогу, отступил назад.

Я тихонько предупредил:

— Товарищи, здесь находится командир дивизии.

Несмотря на грохот боя, мой голос услышали, и все засуетились.

— Не обращать внимания! Всем заниматься делом! — так же тихо произнес комдив.

На восточной окраине города вдруг открыла огонь молчавшая до этой минуты батарея Кандыбина. Ее снаряды прокладывали огненные трассы к лесу. Там тоже строчил «максим». Значит, и туда пробрались немцы. Я доложил об этом Асафову. Он велел передать на КП дивизии приказ, чтобы полковник Гребнев, его заместитель по строевой части, немедленно прислал сюда два взвода стрелков.

К четырем часам утра немцы заметно приблизились, поэтому часть орудийного расчета Аркадия Кучина и петеэровцы вели огонь из автоматов короткими очередями. Вскоре гитлеровцы подошли так близко, что палить в них из пушек не было никакого смысла — необходимо защищать орудия. Положение становилось критическим. Открыли огонь из автоматов, приготовили гранаты. Рядом с орудийными номерами встали ординарцы и связисты. Впереди, в ровиках петеэровцев, раздалась команда: «Гранаты к бою!» И тотчас же заговорила «карманная артиллерия».

Бой продолжался с прежним ожесточением. Рвались гранаты, земля покрылась светящейся паутиной трассирующих пуль, раздавались вопли и стоны раненых врагов. К нам подоспело подкрепление, и огонь гитлеровцев заметно ослаб. По одному и небольшими группами они начали отступать к лесу. Снова открыли огонь пушки. Кое-где красноармейцы преследовали бегущих и брали их в плен.

Старший сержант Кучин тоже увязался за немцем, но догнать его никак не мог. Сзади Аркадий услышал прерывистое дыхание, оглянулся — его обгонял рядовой Иван Бокжа.

— Командир, назад! Свои пристрелят, — кричал он Кучину.

— Догоняй фрица! Этот гусь — офицер, а может, и генерал...

В два-три прыжка длинный Бокжа настиг гитлеровца, с размаху ударил его прикладом в спину. Пленный оказался майором.

Уже совсем посветлело, когда комдив приказал прекратить преследование врага. Объявив бойцам и командирам батарей благодарность за смелые действия, он уехал на КП.

На побережье Балтийского моря я еще несколько раз встречался с полковником Асафовым и всегда видел его неизменно спокойным, внимательным, обходительным в обращении с подчиненными.

Частым гостем в нашем дивизионе был командующий артиллерией дивизии полковник В. И. Курашов. Владимир Иванович лично знал всех офицеров и большинство сержантов. И все они с большим уважением относились к этому замечательному артиллеристу, высокообразованному человеку, который охотно передавал свои знания другим, учил офицеров и командиров орудий огневому мастерству.

На главной линейке выстроился личный состав части. Я объяснил цель нашего пребывания под Гелленом: усиленная боевая и политическая подготовка к предстоящему форсированию реки Одер, к бою на противоположном берегу. Сказал и об огромных трудностях, с которыми столкнется дивизион при выполнении этой задачи.

Замполиту выпало сообщить более приятную новость: под конец своего выступления он доложил, что сегодня у нас выступит армейский ансамбль песни и пляски.

Бойцы расходились шумно, в приподнятом настроении. Тотчас во всех уголках лагеря начались приготовления к встрече с представителями фронтового искусства.

И вот в сосновом бору раздались аплодисменты. Один из артистов мастерски прочитал отрывок из поэмы Пушкина «Полтава». Потом артисты пели «В землянке», «Вася, Василек», «На солнечной поляночке», «Смуглянку». Девушки и парни станцевали гопак и несколько других народных танцев. Концерт закончился исполнением частушек и песен на темы политической сатиры. Их пели девушки нашего дивизионного ансамбля вместе со старшиной Воскресенским. Особенно запомнились куплеты «Сверхкапутной», высмеивающей объявленную Гитлером сверхтотальную мобилизацию: