Эрих Керн - Пляска смерти.

Невзирая на все эти осложнения, упомянутая венгерская операция была нашим последним крупным успехом. Мы опять оказались и проворнее, и жестче: не позволили Хорти дождаться сообщения от Фараго, его парламентера в Москве (11 октября в Москве были подписаны предварительные условия о перемирии между СССР, США и Англией с одной стороны и Венгрией — с другой. Они предусматривали участие Венгрии в войне против Германии. Хорти оказался утвердить это соглашение. — Ред.), относительно согласия России с предполагаемой датой выхода Венгрии из войны, а вынудили его действовать преждевременно и впустую. Мы вновь сумели навязать судьбе нашу волю, и этот яркий луч на мгновение озарил вечернее небо нашего заката. Последующие события были всего лишь заключительными актами великой трагедии:

Именно в эти дни моего пребывания в Будапеште я впервые узнал об отчаянной попытке, предпринимавшейся некоторыми моими согражданами, хотя бы в последний момент найти приемлемый выход из безнадежной ситуации. Мне было приказано отправиться к начальнику германской разведки в Венгрии и Юго-Восточной Европе и получить инструкции относительно политической ситуации в нашем регионе. По прибытии я обнаружил, к своему удивлению, что мой собеседник — один из известнейших немецких разведчиков того времени — хорошо мне знаком: когда-то мы вместе служили в одном полку. Это, на мой взгляд, единственная причина (другая мне не приходит на ум), почему он во время беседы со мной разоткровенничался. По его словам, мы не только были не в состоянии выиграть войну, но не могли даже рассчитывать на подобие ничьей. Вместе с тем, продолжал он, нынешняя схватка, при всей ее грандиозности, — это лишь прелюдия к еще более жестокой борьбе между Западом и Востоком, которая неизбежна. «Но именно это господа

Рузвельт и Черчилль не хотят понять, — пожаловался мой знакомый. — И именно поэтому они ведут нынешнюю неуступчивую политику». Он назвал подобный политический курс по отношению к Германии близоруким, ибо, как он выразился, не пройдет и нескольких лет, как Америка и Западная Европа будут вынуждены вновь воевать, уже с большевиками. И это, мол, будет им стоить миллионов человеческих жизней и миллиарды долларов. Как утверждал мой собеседник, наиболее трагический эпизод в истории человечества последних десятилетий взял свое начало вовсе не в 1939 г. в Данциге, а в 1943 г. в Касабланке (14–24 января. — Ред.), где Рузвельт и Черчилль договорились принять в будущем от Германии (а также Италии и Японии. — Ред.) только безоговорочную капитуляцию. Этот эпизод, по мнению моего знакомого, будущие историки причислят к наиболее катастрофическим для человеческой цивилизации нашей эпохи.

Из его дальнейших высказываний я мог заключить, что мой знакомый лично, вместе с группой единомышленников, предпринимает определенные шаги с целью убедить западные державы изменить принятую в Касабланке формулу, лишающую Германию всякой надежды.

На следующий день до нас дошли слухи о гибели генерал-лейтенанта Флепса, одного из способнейших военачальников эсэсовских формирований. Никто не хотел этому верить. Через несколько дней, однако, мне пришлось посетить адъютанта генерала Винкельмана, и здесь я мог подержать в руках расчетную книжку генерала Флепса, его генеральские погоны и Рыцарский крест.

Как рассказывали, генерал Флепс сдал, по приказу фюрера, свою элитную дивизию «Принц Евгений», сражавшуюся в Хорватии, другому начальнику и в сопровождении лишь адъютанта и водителя выехал в Венгрию для организации обороны на юго-востоке этой страны. По ошибке регулировочный пост направил их на неверную дорогу, и они, угодив прямо на разведотряд танковой части русских, оказались в плену. Но не успели русские по-настоящему распознать, кто в действительности попал им в руки, как танковую колонну противника атаковали несколько немецких самолетов, и командир русских танкистов, вероятно опасаясь, что в возникшей суматохе немецкий генерал может сбежать, застрелил Флепса.

Через какое-то время группе венгерских жандармов, патрулировавших на мотоциклах данный район, жители одной из деревень сообщили, что несколько часов назад они подобрали и похоронили немецкого генерала. Пользуясь указаниями фермеров, жандармы обнаружили место погребения, эксгумировали тело Флепса, забрали его расчетную книжку, погоны и Рыцарский крест, а затем вновь похоронили генерала.

Так бессмысленно и бесполезно закончилась жизнь прославленного воина, пережившего множество сражений и блестящих побед. Еще во время Первой мировой войны генерал-лейтенант Флепс проявил себя как первоклассный штабной офицер императорской австро-венгерской армии. После развала Габсбургской монархии генералу Флепсу, уроженцу Трансильвании, вошедшей после Первой мировой войны в состав Румынии (в августе 1940 г. Северная Трансильвания была включена в состав Венгрии. — Ред.), была поручена реорганизация румынских горнострелковых частей. Позднее он в военной академии Бухареста преподавал военную тактику. В 1940 г. Флепс, будучи трансильванским немцем, перешел на службу в ваффен СС и командовал полком на востоке, где его смелый прорыв в район Каменки-Днепровской во многом способствовал созданию выгодного плацдарма. После этого его назначили командиром 7-й добровольческой горнострелковой дивизии СС «Принц Евгений», сформированной из фольксдойче в Хорватии. Позднее Флепс вступил в командование 5-м горнострелковым корпусом СС.

Помимо прочего, в приказе о переводе Флепса содержалось требование доложить фюреру о ситуации в Трансильвании и Венгрии, то есть на новой территории подчинения, и Флепс решил лично получить на месте самую подробную информацию, прежде всего об обстановке вокруг Арада (Орадя. — Ред.) и Клаузенбурга (Клуж-Напока. — Ред.). Он также намеревался на следующий день с воздуха подробно обследовать нужные районы и сообщить

о фактическом положении дел человеку, принимавшему окончательное решение и отвечавшему за все. В ходе инспекционной поездки этот генерал, участник сотен боев и сражений, пал от пули комиссара (не комиссара, а простого русского танкиста, лейтенанта или капитана. — Ред.).

Такова история гибели группенфюрера (генерал-лейтенанта) СС Артура Флепса, которую нам рассказали и которой мы поверили. Однако несколько месяцев спустя от некоего старшего офицера германской секретной службы мне стали известны некоторые подробности довольно странных событий.

Будто Флепс через день или два после прибытия в Будапешт из ставки фюрера позволил себе несколько пессимистических замечаний, касавшихся перспектив дальнейшего ведения войны, заявив, между прочим, что с этого момента все усилия должны быть направлены на обеспечение будущего благополучия народов Германии и Европы. Настоящее, мол, уже не стоит и ломаного гроша.