Джон Уорд - Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда.

Аудитория с большим• вниманием слушала о развитии в Англии трэд-юнионистского движения. Большинство соглашалось с развитым мною положением, что ни один вопрос не может быть решен спорящими путем взаимного истребления. Но тут присутствовало около полудюжины членов международного рабочего союза, с надвинутыми на лоб широкополыми шляпами, небритые, точь-в-точь вроде тех типов, которых видишь на митингах в Лондоне, Ливерпуле и Глазго. Они не были железнодорожг ными рабочими: один держал парикмахерскую, другой был учителем, один русским врачем, один адвокатом. Тем не менее, все они были официальными представителями единственной формы союзов, существующей в русской Сибири, и представляли кружок революционеров, связанных общею целью-грабежом и убийством каждого порядочного человека, будь то рабочий или буржуа, если только он отказывается поддерживать политику анархии. Эти пять или шесть определенных злодеев образовали что-то вроде Кровавого Братства, и, прикрываясь анонимностью, издавали воззвания от имени русских рабочих, которым последние не могли сопротивляться, боясь применения грабительского терроризма. Сделалось обычным явлением каждое утро находить трупы людей, принадлежавших ко всем классам обще

сгва и убитых ночью членами таких кружков. Не существовало никакой системы законности или помощи; всякие следы правосудия были стерты и все эти преступления оставались безнаказанными. Иронией было то, что все эти акты признавались совершенными в интересах прогресса и реформы и от святого имени труда 1).

Иркутский кружок задавал вопросы, которые были расчитаны не на то, чтобы выяснить какой-нибудь факт, связанный с положением рабочего вопроса в России или в Англии, а на то, чтобы произвести некоторого рода скандальный эффект, в роде следующих:

«Почему должны мы довольствоваться половиной, когда мы^ можем уничтожить буржуазию и воспользоваться всем?»

«Почему мы должны стремиться к восстановлению закона, который всегда позволяет немногим грабить многих?»

«Не будет ли более справедливым если позволить большинству продолжать грабить немногих?»

«Разрушая помещичье и капиталистическое производства, разве русский пролетариат не возвращает просто обратно свою собственность?»

«Разве не правда, что, чем систематичнее и действительнее мы уничтожим буржуазный и помещичий класс и все учреждения, связанные с ним, тем легче можно будет создать новый порядок?»

Все эти вопросы были очень тонки и трудны для письменного ответа на митинге русских рабочих, не умеющих ни читать, ни писать. Было весьма предусмотрительно, что госпожа Франк, издательница журнала «Русская армия», сделалась секретарем на время этой миссии. Она овладела каждым из обсуждавшихся вопросов, и развивая одно положение за другим, показала, как эти начала, проведенные в жизнь, повели к общему

1) Конспиративные• рабочие организации, преследовавшиеся правительством Колчака за свою непримиримую революционность, представляются У орду на подобие ирландских террористических «братств» (Irish Brotherhoods), память о которых английское общество сохранило еще со времени бурных 80-х годов. Не приходится и говорить, что автор записок не понимает исторических форм русского рабочего движения: иначе он не стал бы лечить его проповедью английского трэд-юнионизма.

(Прим. перев.)

разрушению всего хорошего и честного в России. Влияние этой маленькой женщины на простых русских рабочих было действительно замечательно.

Следующей нашей остановкой была Иннокентьевская, где начальники работ посмотрели на дело так, что ясно было видно, что они предпочтут идти на экзекуцию, чем принять участие в рабочем митинге. Профессионалы остались в стороне, и аудиторию составляли одни железнодорожные рабочие. У них много общих свойств со средними английскими рабочими; они с жадностью слушали о способах организации лучших английских трэд-юнионов. Они не имеют никакого представления об этих вещах и об успехах, сделанных нами для улучшения положения рабочих масс вообще, а их профессиональные вожди изображают английский трэд-юнионизм, как буржуазное движение, и на деятельность наших трэд-юнионов смотрят, как будто бы нами руководит и нас организует не кто иной, как капиталист. Они удивились, узнав, что мы представляем единственную исключительно рабочую организацию в мире, что мы не позволяем, подобно им, докторам, адвокатам и просто политикам, вести наши дела, но настаиваем всегда на том, чтобы иметь трэд-юнионы в своих собственных руках. Один старый русский машинист спросил: «Если англичане нашли выгодным предоставить свои организации исключительно рабочему классу, почему не сделают того же самого немецкие рабочие?» Я отвечал: ч‹Когда движение начинается неправильно, то бывает трудно исправить его; также и'здесь: все, не входящие в трэд-юнионы, борются за места в них, и если им удается проникнуть туда, они или проваливаются сами или скорее подрывают трэд-юнион, чем помогают ему, а те, которые не могут войти, остаются вне их, но не хотят устраниться от рабочего движения; так что русские рабочие, организуясь в трэд-юнионы, должны сразу же встать на правильный путь и освободиться от всякого элемента, не принадлежащего к рабочему классу».

Мы остановились на станции Зима-месте моего острого столкновения с вооруженными стачечниками несколько месяцев тому назад. Митинг в мастерских прошел с большим успехом. Интересно отметить, что, хотя во время моей предыдущей встречи с этими рабочими, мне пришлось принять позу военного

диктатора, рабочие не высказали никакого неудовольствия и строго выполнили соглашение, которое я провел с помощью штыка. Они были рады, что и я со своей стороны выполнил обещание, не забыв/их интересы, как только представился удобный случай.

Нижнеудинск не входил в мое расписание, но ко мне была обращена специальная просьба поговорить с тамошними рабочими; поэтому мы сделали необходимые распоряжения и посетили этот пункт в воскресенье, 8-го марта. Это был, кажется, самый крупный митинг из всех бывших до него. Начальство соорудило специальную платформу в огромной машинной мастерской и само приняло живейшее участие во всем происходившем. Было очень утомительно, но если в результате все же брошены семена порядка и прогресса, то усилия стоили того.

Вагон наш был прицеплен к медленно двигавшемуся поезду, шедшему на запад, и потому мы прибыли в Канск только вечером 10-го.

Канск самый крайний восточный пункт арены, на которой разыгралось восстание. Некоторые интересные факты относи.-тельно него мы узнали от железнодорожных служащих. Бунт вспыхнул неожиданно 2б?го декабря, в то же самое время, когда начались беспорядки в Омске и Куломзине, й сразу же был направлен к овладению железнодорожным путем. Военная охрана в Канске состояла из одного офицера и пятидесяти солдат. Офицер расставил своих часовых в различных местах на некотором расстоянии друг от друга, а солдаты, составлявшие его личную охрану, проснувшись, нашли, что их помещение и оружие находятся в руках полудюжины вооруженных лиц. Мародеры закричали: «Ваш-офицер убит!» и приказали им спокойно лежать, пока они не заберут ружей. Покончив с этим, они двинулись к помещению офицера, который, найдя своих солдат уже обезоруженными, бросился удирать от них без единого выстрела. Весь отряд большевиков был силою в пятнадцать человек, и эти пятнадцать человек держали в своем повиновении станцию и город с населением свыше пяти тысяч в продолжение двадцати пяти часов. К этому времени подошел эскадрон казаков, и большевики отступили. Отойдя не далее 60 верст, они окопались, защищенные от мести Колчака глубокими снегами сибир