Иерухам Кохен - Всегда в строю (Записки израильского офицера)

Я покидал Сирию и Ливан, уверенный в том, что дела, связанные с Хаганой, находятся в надежных руках местной еврейской молодежи. Для пущей осторожности я отправился домой в машине депутата парламента, что открывало мне путь через все пограничные заставы при свете дня. На одном из поворотов дороги я вышел из машины и через час ходьбы по горному склону добрался до Кфар-Гилади.

Моя вторая миссия в Сирии и Ливане завершалась. Вторая, но не последняя.

После «черной субботы» (29 июня 1946 года), когда английские мандатные власти усилили борьбу против движения еврейского Сопротивления, в Бейрут перестали поступать известия из Эрец-Исраэль. Сведения о мрачных событиях «черной субботы» — об арестах руководителей ишува и Хаганы, о повсеместных обысках в киббуцах в целях обнаружения оружия, о многочисленных арестах среди молодежи в лагерях Рафиаха — я почерпнул из арабской печати. На все лады под броскими заголовками сообщалось о сокрушительном ударе, нанесенном ишуву английской армией. Авторы статей со своим необузданным воображением сообщали о многочисленных убитых подпольщиках, о полном разрушении ишува и о конфискации больших партий оружия.

Меня охватила тревога. Каждое место, упомянутое в газетах, было мне знакомо как база Палмаха. Хотя я знал неуемную фантазию арабских газетчиков, сомнения разъедали мне душу и лишали меня покоя, так как одни и те же названия повторялись изо дня в день. Я покинул Бейрут и приехал в Тель-Авив. Но мне не удалось найти ни одного из моих командиров. Я отправился в кафе «Атара» и «Косит» в надежде, что как обычно встречу там кого-нибудь, однако состав их посетителей совершенно изменился. Позднее мне рассказали, что оба кафе были в числе тех, куда Хагана запретила заходить своим членам из соображений предосторожности. На следующий день я решил пойти в кафе «Маор», находившееся тогда на улице Алленби вблизи исполкома Гистадрута. В кафе я занял наблюдательную позицию против входа. Я разглядывал входящих и выходящих, но не заметил ни одного знакомого лица. Вдруг мое внимание привлек один из посетителей — человек с бородой, в белой рубашке с длинными рукавами и в полотняных брюках. Он бросал в мою сторону испытующие взгляды. Я решил поторопиться убраться, однако маленькие улыбающиеся глазки этого человека казались мне очень знакомыми и все же я не узнавал его. Вдруг в моем мозгу вспыхнуло: да ведь это начальник генерального штаба Хаганы Ицхак Садэ! Я не двинулся с места. Чуть позже в кафе появился молодой человек со светлыми коротко постриженными волосами, в очках, при галстуке и со шляпой в руках. Типичный городской юноша, ничем не напоминающий киббуцника, которого я так хорошо знал — Игала Аллона, командира Палмаха. Мы скрыли нашу радость, и встреча проходила почти в атмосфере равнодушия. Я понял, что штаб Палмаха был переведен из киббуца Мизра в Изреельской долине в коммерческий центр Тель-Авива.

Несколько дней я посвятил тому, чтобы проинформировать различные организации о своей работе в Сирии и Ливане. Сообщил о проблемах нелегальной репатриации, прибывающей сухопутными путями, о деятельности молодежи, о еврейской общине и о том, что было сделано мною. Я подчеркнул, что необходимо срочно направить туда посланцев, которые будут заниматься всеми этими проблемами, чтобы не утратить достигнутого и продолжить дело. Многочисленные нелегальные репатрианты двигались из Ирана, Ирака, Турции к нашим базам в Бейруте и Дамаске. Там ими занималась местная молодежь, но она не была уполномочена принимать решения.

Пока что меня использовали в качестве инструктора то там, то здесь для обучения стрельбе в цель и для подготовки диверсий, в частности, на Тель-Авивском железнодорожном вокзале, которая и была осуществлена тель-авивскими резервистами Палмаха.

Как-то меня вызвал к себе Игал Аллон. Он рассказал о сложившемся за время моего отсутствия положении в Палмахе, о том, как развиваются наши отношения с арабскими соседями и английскими властями, и обратил внимание на то, что мы стоим на пороге серьезного столкновения, особенно, если принять во внимание возможность совместных действий арабов и англичан. Не исключено, добавил Игал Аллон, что арабские армии в соответствии с распоряжениями Лиги арабских стран вступят в войну. Здесь он остановился на значении военной разведки для принятия решений командованием и добавил, что при штабе Палмаха решено создать отдел, который будет возглавлять офицер штаба по делам разведки.

Тут же он сообщил, что решено назначить на этот пост меня. Одновременно на пост офицера штаба по вопросам разведки было решено назначить «короля разведки» Хаима Зингера (Рона). Само собой разумеется, что оба эти отдела должны были координировать свою деятельность. Игал снова подчеркнул, что на этот раз речь идет о полевой разведке, которая будет обслуживать действующие силы Палмаха — единственную тогда боевую силу, находившуюся в распоряжении ишува.

До того времени подразделения подвижной разведки Палмаха подчинялись штабам батальонов. Они проникали во все районы страны, знали почти каждую тропинку в горах, изучили все подступы к деревням и поселкам арабов, обнаружили пещеры, которые могли служить укрытием, водные источники, колодцы и отработали всевозможные подходы боевых подразделений к цели. Командир подразделения во многом полагался на рекомендации подвижной разведки, поэтому в разведку отбирались наиболее способные бойцы.

На каждую арабскую деревню составлялись досье, в которые следовало заносить данные о дорогах, ведущих в деревню, источниках воды, мостах и тому подобном. В досье, составленных о деревнях, имевших главным образом стратегическое значение, не хватало данных о важных объектах внутри деревни. Чтобы собрать информацию такого рода, нужны были соответствующие кадры.

В силу политического положения, создавшегося тогда на Ближнем Востоке, командование Хаганы разработало «Майский план 1946 года» на случай арабского восстания против ишува. Этот план был положен в основу военной подготовки сил Хаганы.

Для составления досье стали использовать кадры псевдоарабов и летного взвода Палмаха. Псевдоарабы стали заниматься главным образом сбором информации, к которой не было доступа у разведки Палмаха, как например, численность населения, лидеры деревень, различного рода объекты, общественные учреждения, общая структура деревень, военный потенциал и тому подобное.

Бойцы летного взвода также участвовали в составлении досье каждой деревни, делая фотосъемки с воздуха во время учебных полетов. Тогда летное дело в Палмахе было еще в стадии зарождения. На летной базе в киббуце Наан, вблизи аэродрома в Рамле, лучшим бойцам летного взвода приходилось тренироваться в тяжелых условиях по системе «труд и тренировки»: обучение летному делу наряду с сельскохозяйственными работами. Авиаклуб «Авирон» служил ширмой для военных учений. У входа на летное поле стоял сержант английской армии, который обычно поверхностно обыскивал каждого входящего. В гараже на аэродроме удалось сделать тайники, куда заблаговременно прятали фотоаппараты. В самом самолете тоже был тайник, туда прятали фотоаппарат и пленку перед посадкой самолета из опасения перед непредвиденным обыском. Лишь после того, как самолет загнан в ангар, у входа ставили часовых, фотоаппарат переносили в постоянный тайник в ангаре, а пленку летчики прятали на себе и выносили.