Владлен Логинов - Владимир Ленин. Выбор пути: Биография.

Род Лениных вел свое начало от казака Посника, которому в XVII веке за заслуги, связанные с завоеванием Сибири и созданием зимовий по реке Лене, пожаловали дворянство, фамилию Ленин и поместье в Вологодской губернии. Многочисленные потомки его не раз отличались и на военной, и на чиновной службе. Один из них — Николай Егорович Ленин, дослужившись до чина статского советника, приболел, вышел в отставку и в 80-х годах XIX столетия поселился в Ярославской губернии.

Дочь его — Ольга Николаевна, окончив в 1883 году историко-филологический факультет Бестужевских курсов, пошла работать в Смоленскую вечернюю рабочую школу в Петербурге, где познакомилась с Крупской. И когда возникло опасение, что власти могут отказать Владимиру Ильичу в выдаче заграничного паспорта, и Калмыкова стала подыскивать контрабандные варианты перехода границы, Надежда Константиновна обратилась к Лениной за помощью. Ольга Николаевна передала эту просьбу брату — видному чиновнику министерства земледелия, агроному Сергею Николаевичу Ленину. С аналогичной просьбой к нему, видимо, обратился и его друг — статистик Александр Дмитриевич Цюрупа, познакомившийся с Ульяновыми в Уфе.

Сам Сергей Николаевич знал Владимира Ильича по встречам в Вольном экономическом обществе в 1895 году и по его трудам. В свою очередь и Ульянов знал Ленина, он трижды ссылался на его статьи в «Развитии капитализма в России». Посоветовавшись, брат и сестра решили передать Ульянову паспорт отца — Николая Егоровича, который к тому времени был уже совсем плох (он умер 6 апреля 1902 года).

Согласно семейному преданию, Сергей Николаевич по служебным делам отправился в Псков. «Там, по поручению Министерства земледелия, он принимал прибывавшие в Россию из Германии сакковские плуги и другие сельскохозяйственные машины. В одной из псковских гостиниц С. Н. Ленин и передал паспорт своего отца с переделанной датой рождения Владимиру Ильичу, проживавшему тогда в Пскове» 37

Версия, по тем временам, вполне достоверная, и, видимо, именно так и объясняется происхождение главного псевдонима Ульянова — Н. Ленин.

16 июля 1900 года Владимир Ильич выехал за границу.

О первых неделях пребывания за границей Ульянов подробно рассказал сам: «Приехал я сначала в Цюрих, приехал один и не видевшись раньше с Арсеньевым (Потресовым). В Цюрихе П. Б. [Аксельрод] встретил меня с распростертыми объятиями, и я провел 2 дня в очень задушевной беседе. Беседа была как между давно не видавшимися друзьями: обо всем и о многом прочем, без порядка, совершенно не делового характера.

…П. Б. очень «льстил» (извиняюсь за выражение), говорил, что для них все связано с нашим предприятием, что это для них возрождение, что «мы» теперь получим возможность и против крайностей Г. В. [Плеханова] спорить — это последнее я особенно заметил, да и вся последующая «гистория» показала, что это особенно замечательные слова были» 1 .

Из Цюриха Ульянов направился в Женеву, где встретился с Потресовым. Выяснилось, что он тоже был у Аксельрода, потом у Плеханова и изложил им планы и намерения «литературной группы». Плеханову он отдал и проект заявления «От редакции». Георгий Валентинович, вместе с Засулич, прочел его и «ничего не возразил по существу. Он выразил только желание исправить слог, приподнять его, оставив весь ход мысли». Но у Александра Николаевича осталось впечатление, что Г. В. крайне недоволен, ужасно подозрителен и с ним «надо быть очень осторожным» 2 .

Вне зависимости от разговора с Потресовым, поводов для плохого настроения у Плеханова было предостаточно. В апреле 1900 года на II съезде «Союза русских социал-демократов за границей» в Женеве произошел окончательный разрыв группы «Освобождение труда» с экономистским руководством и большинством «молодых» членов «Союза». Кускова, с несвойственной для светской дамы солдатской прямотой, — заявила: «Ну, что ж, Георгий Валентинович, до сих пор вы стояли во главе революционного движения. Теперь пришла очередь Сергея Николаевича [Прокоповича]» 3 . И Плеханов с немногочисленными сторонниками создал самостоятельный «Русский социал-демократический союз», переименованный затем в «революционную организацию «Социал-демократ».

Всякий раскол неизбежно сопровождается склокой. И по приезде за границу Ульянов, вопреки своему желанию, сразу же попал в атмосферу столь не любимой им эмигрантской сутолоки, бесконечных разговоров и выяснения отношений. «В сутолоке я живу довольно-таки изрядной, даже чрезмерной, — писал Владимир Ильич Крупской в Уфу, — и это (NB) несмотря на сугубые, сверхобычные меры предохранения от сутолоки! Почти, можно сказать, в одиночестве живу — и сутолока тем не менее!» 4

Знакомые и знакомые знакомых из числа «молодых» убеждали его в том, что причина всей заграничной смуты в дурном характере Плеханова, что его поведение — «это сплошной натиск на личности и т. п., сплошное генеральство и раздувание пустяков из-за оплевания личностей, сплошное употребление «недопустимых» приемов еtс.» 5 . Надо сказать, что некоторые «приемы» действительно были весьма сомнительны. Еще в Пскове Ульянова, Потресова и Мартова изрядно смутило, например, то обстоятельство, что в брошюре «Vademecum» Георгий Валентинович использовал попавшие к нему сугубо частные письма Копельзона и Кусковой.

То, что характер у Плеханова был, как говорится, не сахар, — хорошо известно. Он обладал удивительной способностью восстанавливать против себя людей. «Вера Ивановна [Засулич] очень тонко заметила, — писал Ульянов, — что Г. В. всегда полемизирует так, что вызывает в читателе сочувствие к своему противнику» 6 .

Когда, например, встал вопрос о назначении одним из редакторов заграничных изданий Копельзона-Гришина, Плеханов выступил против. Копельзон был, в общем-то, добродушным и неглупым человеком, хорошим практиком, хотя и довольно беспомощным в области теории. Так бы ему и сказать об этом. Но Георгий Валентинович сделал по-другому. «Чтобы доказать тов. Тимофею нелепость его притязаний, — рассказывал Стеклов, — Плеханов, дружески обняв его за талию, подвел к зеркалу и сказал ему: «Ну, посмотрите на себя в зеркало, разве такие редактора бывают?» 7 Рядом с элегантным Плехановым толстый, с большими рыжими усами Копельзон выглядел действительно непрезентабельно. От редакторства он, естественно, отказался, но прежней любви к Плеханову уже не испытывал.

Александр Кремер, хороший знакомый Мартова, рассказывал о своих попытках договориться с Плехановым. Он приехал в Швейцарию из Вильно с представителем литовских социал-демократов. Во время первой встречи Георгий Валентинович вдруг вспомнил о его брошюре «Об агитации» и, не давая сказать ни слова, стал нещадно ругать и брошюру, и автора. Правда, на следующий день он пришел и извинился за резкость, но после начала второй беседы в какой-то момент «ему показалось, — рассказывал Кремер, — что мы его учим, и он крикнул нам: «Вас еще не было, а мы уже под виселицами ходили!» Произнеся эти слова, Плеханов стал уходить. За ним, ни слова не говоря, пошла Вера Ивановна… Ни один из остальных участников совещания тоже не произнес ни единого слова, как будто в присутствии Плеханова они не могли иметь своего мнения…» 8 .