Гарри Каспаров - Безлимитный поединок

Документ, который может пролить некоторый свет, — это письмо председателя Шахматной федерации СССР В. И. Севастьянова президенту ФИДЕ от 13 февраля. В письме от имени Шахматной федерации СССР выражается тревога за состояние здоровья участников и предлагается объявить на матче трехмесячный перерыв. Просьба обосновывается тем, что такое решение не противоречит регламенту матча и Уставу ФИДЕ. Это указание совершенно справедливо, но лишь по причине отсутствия всякого упоминания об этом в регламенте и Уставе! («А можно ли во время матча слетать на Луну? — спросил Ботвинник, ознакомившись с письмом. — Ведь и это не противоречит регламенту».) В качестве основного аргумента приводится ссылка на соглашение о безлимитном матче Фишер — Карпов 1976 года, где предусматривался перерыв после четырех месяцев игры (к слову сказать, четыре месяца истекли у нас 10 января), Поясню: речь идет не о несостоявшемся в 1975 году матче на первенство мира, а о неофициальном коммерческом состязании, которое пытался устроить все тот же Кампоманес. Нелишне добавить, что в своих интервью того периода и в книге «В далеком Багио» Карпов отрицал наличие какого-либо конкретного соглашения о матче.

Немаловажную информацию дают и некоторые ответы Кампоманеса на пресс-конференции, Например: «Я покинул Карпова буквально за 25 минут до прихода сюда». То есть закулисные переговоры за спиной одного из участников продолжались до самого последнего момента. Еще интереснее другая фраза: «Если бы вы были со мной в течение последнего часа, вы бы тогда все поняли». Таким образом, по мнению Кампоманеса, разгадка лежит в позиции, занятой в этом вопросе Карповым. Как же отнесся к возможности прекращения матча Карпов?

До 15 февраля Карпов не высказывал открыто своего мнения. Однако на пресс-конференции после объявления президентом своего решения Карпов заявил о несогласии и потребовал продолжения матча. В свою очередь, я также выступил с подтверждением готовности играть дальше. Такое единодушное желание должно было явиться неожиданным для Кампоманеса, так как в своем первоначальном заявлении он упомянул, что «согласны оба участника»… Именно в этот момент сам Карпов предложил объявить перерыв «для принятия окончательного решения». Хотя, следуя здравому смыслу, чего же здесь решать: оба участника говорят, что хотят и готовы играть. Однако совещание с участием официальных лиц ФИДЕ и представителей Шахматной федерации СССР свелось к тому, чтобы уговорить меня присоединиться к позиции президента, в то время как Карпов только требовал, чтобы ему оставили право на матч-реванш, если он проиграет сентябрьский матч.

Именно на этом неподготовленном совещании мне со всей очевидностью стало ясно, что вопрос фактически решен без меня, что мое личное желание играть не имеет никакого значения. Я оказался в одиночестве: Кампоманес, представители Шахматной федерации СССР, сам Карпов знали о том, что матч должен быть закрыт, и только условия его закрытия да моя «строптивость» заставили их придать вопросу характер обсуждения. И при объявлении своего «окончательного решения» президент особо отметил мнения участников: «Карпов — согласился, Каспаров — подчинился». Более четкого разграничения позиций придумать трудно — один участник встает на сторону президента, а другой, оставшись без соперника, вынужден смириться с таким положением. Здесь можно было бы поставить точку, однако последующие выступления Карпова показали, что он, несмотря на свое согласие с решением президента, занял далеко не однозначную позицию.

Показательно в этом плане открытое письмо Карпова Кампоманесу от 19 февраля 1985 года, где он призывает президента ФИДЕ как можно скорее возобновить матч. Стоит обратить внимание, как Карпов аргументирует свою точку зрения: «Вы, несомненно, действовали в интересах шахмат, но я глубоко убежден, что сложившаяся ситуация нанесла вред шахматам, не говоря уже о моей спортивной и общественной репутации, которая в течение многих лет считалась безупречной…» Ссылается Карпов и на желание участников «продолжать борьбу до окончательного результата, определяемого правилами матча, утвержденными конгрессом ФИДЕ» (столь туманную формулировку можно было бы заменить ссылкой на пункт 6.32). Но тут же мы читаем: «Для меня лично продолжение борьбы было бы необходимо, чтобы доказать еще раз мою преданность принципам спортивного соревнования на шахматной доске…» Кажется, ущерб, нанесенный его репутации, волнует Карпова гораздо больше, чем явное нарушение правил — факт, который он всячески старается обойти. Любопытно и то, что, несмотря на несогласие с Кампоманесом, Карпов, как и президент ФИДЕ, подкрепляет свою позицию ссылкой на «интересы шахмат»…

Карпов напоминает, что Советская шахматная федерация просила не об окончании матча, а только о перерыве для отдыха всех участвующих лиц (то есть: «Вы не то сделали, г-н президент!»).

В целом письмо Карпова — очевидная попытка повлиять на неблагоприятно для него складывающееся общественное мнение. Вряд ли он серьезно думал о возобновлении матча. Ведь Кампоманес, отменив свое «окончательное решение», полностью скомпрометировал бы себя в глазах шахматного мира. Хотя и в таком маловероятном случае Карпов оставался в выигрыше: он получал несколько недель передышки (а не один-два «технических» тайм-аута).

Особый интерес вызывает в письме Карпова первая фраза: «В продолжение наших бесед во время Вашего последнего визита в Москву…» На ум сразу приходят слова Кампоманеса на пресс-конференции: «Если бы вы были со мною в течение последнего часа…» Так о чем не сумели (или сумели) договориться Карпов и Кампоманес в канун пресс-конференции 15 февраля? Об этом остается только догадываться…

В уже упомянутом интервью Карпова ТАСС от 3 марта дана несколько иная оценка действий президента: «… решение от 15 февраля принималось в обстановке поспешности, и некоторые важные детали остались непродуманными». Действительно, следы поспешности легко обнаружить, сравнив, например, два следующих высказывания Кампоманеса на пресс-конференции: «Уже исчерпаны физические, а может быть, и психологические ресурсы не только самих участников, но и всех тех, кто имеет отношение к матчу» и «И мне подумалось, что надо остановиться и решить судьбу соревнования, которое могло бы продолжаться еще неограниченное время» (процитировано по ТАСС). А как быть с логикой?

Поспешность, впрочем, легко объясняется: 48 партий показались Кампоманесу очень удобным рубежом для прекращения матча (24+24, или два матча по старым правилам). На пресс-конференции он часто приводил этот, с позволения сказать, «аргумент». А непродуманность скорее всего заключается в том, что закрытие матча прошло не по сценарию Карпова.