Гарри Каспаров - Безлимитный поединок

Видя, как я сижу во время партии, обхватив голову руками и уставившись неподвижным взглядом на доску, некоторые думают, что таким образом я сознательно пытаюсь воздействовать на противника, испугать его или выбить из колеи (подобное действие приписывали знаменитому взгляду Таля). Вовсе нет. В сущности, все мои усилия направлены только на то, чтобы исключить внешние помехи и суметь максимально сосредоточиться.

Карпов не раз заявлял, что исследовательское направление в шахматах устарело, что оно годилось лишь для «эпохи дилижансов». По его мнению, главное — это практическая игра, поддержание формы непрерывным участием в турнирах. Неудивительно, что для его стиля характерен рационализм. Он никогда не стремился играть, как Фишер, с максимальной отдачей — всегда расходовал сил ровно столько, сколько требовалось в конкретной ситуации.

У меня иной подход. Я не привык избегать осложнений, будь то на доске или в жизни. До недавнего времени такая философия не приветствовалась. Но «ничто не вечно под луной»…

Играть творчески, не бояться рискованных приключений, обладать тонким шахматным вкусом — все это отнюдь не освобождает от необходимости упорно трудиться. Напротив, надо постоянно совершенствовать свою игру, углублять и расширять дебютный репертуар, оттачивать технические приемы, анализировать сложные эндшпили. Ведь шахматы — это не раз и навсегда усвоенная сумма знаний. Шахматы динамичны, и любой окончательный результат может на поверку оказаться промежуточным. Истину всякий раз надо доказывать. Даже собственные комментарии к партиям не являются для меня незыблемыми. Я люблю их уточнять: многие идеи со временем подвергаются переоценке, в том числе, естественно, и собственные идеи. Я охотно возвращаюсь к своим ошибкам и анализирую их. «Когда шахматист комментирует партию, он нередко старается скрыть свои неточности и упущения, — писал Ботвинник в 1980 году. — Каспаров так не поступает. Он стремится к истине, старается быть объективным».

Впервые я напечатался в пятнадцать лет — это был анализ партии с Лутиковым, опубликованный в журнале «Шахматы». Два года мои комментарии к партиям появлялись в печати эпизодически, но с 1981 года, когда в Баку начала выходить газета «Шахматы», моя журналистская деятельность стала носить постоянный характер. После каждого турнира я комментировал почти все свои партии. Это была трудная, но исключительно интересная работа.

Публиковать анализы партий я начал по настоянию Ботвинника и Никитина, считавших необходимым выносить результаты своей работы на обсуждение шахматистов. А мама приучила вести записи во время поездок на зарубежные соревнования. По ее мнению, крупный шахматист обязан быть широко образованным человеком, уметь не только анализировать партии, но и рассказывать читателям о событиях шахматной жизни. Передо мной начали открываться новые горизонты…

Самым важным в 1979 году было закрепиться в высшей лиге и постараться улучшить свой результат. Я не хотел повторять распространенную ошибку и давать себе передышку после прошлогоднего сверхусилия.

Началась серьезная подготовка. За два месяца до чемпионата Ботвинник написал мне: «Больше всего меня волнует твоя игра черными. После твоего успеха в Югославии на тебя будут наваливаться, и прежде всего белыми. Поэтому черными надо играть прочные системы (без риска). Однако пассивная игра не для тебя — системы должны быть обязательно с возможностью контригры».

Но в Минске, где проходил 47-й чемпионат страны, я начал игру очень осмотрительно — настолько, что старый друг и соперник Ботвинника еще по 30-м годам Сало Флор был удивлен необычной для меня сдержанностью. «Никаких жертв — скорее в стиле Карпова или Петросяна», — комментировал он мою победу в 1-м туре над Георгадзе. Следующая победа — над Свешниковым — тоже была достигнута солидной позиционной игрой. Но в 3-м туре я вышел из засады и выиграл у Юсупова в стиле, который один комментатор даже сравнил с алехинским. Так что в итоговой статье о чемпионате Флор уже отозвался о моей игре иначе: «Гарик — огонь за шахматной доской».

После трех побед на старте я сделал шесть ничьих подряд, хотя борьба в них носила далеко не мирный характер. Дальше— хуже: сначала одним импульсивным ходом проиграл Лернеру, потом не использовал хорошие позиции в партиях с Аникаевым и Белявским и тоже проиграл. Но все же сумел переломить неблагоприятно складывавшийся для меня ход борьбы и на финише победил Купрейчика и Долматова. В итоге я завоевал бронзовую медаль, поделив 3—4-е места с Балашовым (вслед за Геллером и Юсуповым). Из 11 партий с гроссмейстерами я выиграл четыре, шесть закончил вничью и проиграл лишь одну.

За полгода мой международный рейтинг вырос на 50 пунктов и к началу 1980 года составил 2595. Неплохо, но все же на целых 130 пунктов меньше, чем у Карпова.

В январе должен был состояться очередной командный чемпионат Европы. Местом его проведения избрали небольшой шведский городок Скару, близ Гётеборга. Меня включили в состав сборной СССР, которой предстояло отстаивать свой чемпионский титул. Играть в одной команде с Карповым, Талем, Петросяном — это была большая честь для шестнадцатилетнего школьника. Хотя я был всего лишь вторым запасным, но чувствовал себя именинником: как-никак — первое выступление во взрослой сборной. Доверие надо было оправдать, и я внес свой вклад в общую победу, потеряв в шести партиях только пол-очка!

Из Швеции я вернулся с золотой медалью и теперь с волнением ожидал весны, когда в моем родном Баку было намечено провести международный турнир. Мне нужен был второй гроссмейстерский балл, и свой шанс я не намерен был упускать.

Турнир превзошел все мои ожидания. Игралось легко, раскованно — наверно, и впрямь дома стены помогают. Как болели за меня бакинцы! В общем, удалось не только перевыполнить норму гроссмейстерского балла, но и занять 1-е место (11,5 из 15), опередив на пол-очка Белявского…

Возможность выступить на юношеском чемпионате мира, естественно, обрадовала меня. То, что не удалось когда-то на юниорских турнирах в Ватиньи и Кан-сюр-Мэре, можно было осуществить теперь в Дортмунде.

От меня, как от обладателя самого высокого рейтинга, ждали победы. Однако подобные ожидания могут обернуться неприятностями, особенно если, привыкнув к манере игры взрослых, не перестроиться во встречах со сверстниками. Но на этот раз все обошлось благополучно. Довольно быстро уйдя в отрыв, я закончил дистанцию первым, опередив серебряного призера Шорта на полтора очка. Найджел говорит, что до сих пор помнит то впечатление, которое я произвел на него за доской: «Я никогда не сталкивался с таким напористым игроком, никогда не ощущал такой энергии и сосредоточенности, такой воли и такого страстного, просто обжигающего желания победить».