Алан Маршалл - Это трава

Я услышал приближающиеся шаги Артура в коридоре.

— Я пойду туда сегодня вечером в восемь часов, — торопливо прошептала Роуз. — Приходи тоже…

— Ну вот, охота была туда таскаться! — ответил я.

Мы с Артуром ушли к себе. У него всегда был запас интересных историй про пассажиров его дилижанса. Я сидел на своей кровати и смотрел, как он считает деньги, полученные за проезд. Это были серебряные монетки, он бросал их в металлическую копилку, которую прятал в комоде под бельем. Время от времени он вытряхивал деньги из копилки на кровать и пересчитывал. Когда набиралось десять фунтов, он относил их в банк.

— Эта Роуз Бакмен довольно странная женщина, — сказал я.

— А что такое? — рассеянно спросил Артур, занятый какими-то подсчетами.

— Любит гулять по вечерам, — продолжал я. — Вот уж никогда бы не подумал!

Артур поднял голову и с интересом посмотрел на меня.

— Да, и я бы не подумал. А что она тебе сказала?

— Просто сказала, что каждый вечер ходит до кузницы. Мне показалось, она хочет, чтоб и я ходил с ней. Все-таки отдых от работы в гостинице…

— Но что именно она сказала? Прямо позвала тебя с собой?

— Нет, только спросила, люблю ли я гулять.

— И что ты ответил?

— Я сказал, что нет.

— Правильно. На том и стой.

По всей видимости, Артур остался мной доволен.

В тот вечер он после ужина раньше меня вышел из-за стола и прямиком отправился в кухню. Я решил, что он собирается отчитать Роуз Бакмен за то, что она позвала меня на прогулку, и расстроился, подумав, что этим он ставит меня в положение ребенка. Роуз Бакмен выросла в моих глазах, как любительница природы, и я вовсе не хотел, чтобы Артур высмеивал эту светлую сторону ее натуры.

На следующее утро за завтраком Роуз Бакмен встретила меня свирепо:

— Не смей передавать, о чем я с тобой говорю! Понял? Держи свой болтливый язык за зубами!

Местные жители: дровосеки, рабочие с ферм и лесопилки, заходившие каждый вечер в бар пропустить стаканчик-другой, — презирали приезжих из города, привозивших девушек и устраивавших с ними попойки. Презирали, однако с завистью поглядывали и на их кричащие костюмы, и на их спутниц, и на то, как они сорят деньгами. Приезжие пили в баре рюмку за рюмкой, а местные терпеливо ждали, когда они упьются окончательно, в надежде, что тогда можно будет поразвлечься с их девушками. Но когда им на самом деле представлялся случай поговорить с приезжими девушками, дровосеки и рабочие смущались и не знали, что сказать.

— Хуже всего, когда девчонка попадается хорошенькая, — сказал мне один парень после неудачной попытки затеять разговор с девушкой. — Глупо же ни с того ни с сего говорить, что я люблю ее, а что еще ей скажешь, черт побери?

В этом поселке никто не читал книг. Разговор вертелся обычно вокруг работы, выгодной или невыгодной, вокруг жалованья, неожиданных болезней, которые могли помешать работать, вокруг вечной погони за заработком, чтобы прокормить жену и детей. Прежде всего приходилось решать насущные вопросы, а уж потом думать о книгах.

Пожилой человек с сильной одышкой сказал как-то при мне:

— Чудно! Рублю деревья, и ничего, могу, а вот нагнуться, яму для столба вырыть сил нет.

Батрак, получавший на ферме фунт в неделю, сравнивал свою нынешнюю работу с прошлогодней: «Тот хозяин позволял мне мыться в ванной каждую субботу. Я не пропускал ни одной субботы, и он ни словом меня не попрекнул. Ел я всегда с ним и его женой за одним столом, спал в хозяйском доме».

Меня удивляло, почему они не бросают работу, на которую так горько жалуются, почему смело не выскажут людям, так бесстыдно эксплуатирующим их, все, что о них думают. Рабочий с лесопилки, худой, с изможденным лицом, ответил мне на этот вопрос так:

— Да, я трус и останусь трусом, пока у меня семья на руках. Но как только дети встанут на ноги, мне все будет нипочем, никого не испугаюсь. Тебе повезло, брат: никого кормить не приходится.

Я долго искал человека, с которым можно было бы поговорить о книгах, и наконец услышал об одном охотнике, каждую субботу посещавшем гостиницу.

— Этот парень только и говорит про то, что вычитывает в книгах, сказал мне Малыш Борк. — Познакомься с ним.

Охотника этого звали Том — и промышлял он кроликами. Когда я заговорил с ним о книгах, он радостно улыбнулся.

— Жить не могу без чтения, — сказал он. — Так было и с моим отцом и с дедом — если верить отцу. Но люблю я только правдивые книги, терпеть не могу вранья. Подавай мне чистую правду.

Малыш, рассказывая о Томе, говорил, что лицо у него сморщенное, как позавчерашний пудинг, а по-моему, оно больше напоминало грецкий орех. Такое же съежившееся и коричневое. А глаза как маленькие черные бусинки. Был он ужасно болтлив, как человек, уставший от одиночества.

У него была привычка жевать табак и оставлять жвачку на столбике калитки около уборной, куда он часто наведывался. Плевал он уголком рта и способен был плевком убить муху на стойке бара, только «почему-то им тут это не нравится».

Меня заинтересовало его правдолюбие, и я спросил, что он читает.

— «Журнал правдивых детективных историй», — сказал он не без гордости. — Я его выписываю.

— А что это за журнал? — уже разочарованно спросил я.

— Лучший журнал на свете! — безапелляционно заявил Том. — Там печатают только то, что было на самом деле, в газетах такого никогда не найдешь. Вот, например, в последнем номере, который я получил, есть рассказ про девушку в Америке это случилось, — один мерзавец пригласил ее покататься в машине и изнасиловал. Там про это рассказано. Потом он отвез девушку обратно в город, а она пошла к этим самым детективам и все им рассказала. Ну, через несколько дней детективы и задержали одного парня… Она, как увидела его, сразу крикнула: «Он!»

— Что только легавые с ним не делали, парень твердит одно — не он, и все тут. Начали они его пытать — стоит на своем. Ну, что будешь делать!..

Нет, ты сам должен прочитать, что судья сказал про этого парня, выругал он его самыми последними что ни на есть словами и дал ему десять лет.

Ну, а из детективов кое-кто все-таки сомневался, может, и впрямь не он. Стали они снова искать, и через год арестовали другого парня, как две капли воды похожего на того, который сидел уже в тюрьме. Ну, будто они близнецы, да и только. Помучались они, пока ту девушку нашли, но нашли все-таки и показали ей нового парня. Увидела она его и говорит: «Тебя что, из тюрьмы выпустили?»

«Так это же совсем другой человек», — говорит ей детектив, и она чуть не падает в обморок.

— Короче говоря, теперь они посадили второго парня, а первого выпустили. В журнале и фотография есть — девушка пожимает руку тому малому, которого выпустили. Она говорит — и это все под фотографией написано: «Я вас публично обвинила в том, что вы меня изнасиловали, а сейчас я публично заявляю: вы не виновны». По ее щекам в этот момент текли слезы — это тоже написано, — только на фотографии слез не видно.