Алан Маршалл - Это трава

Я разоблачу всех негодяев, подонков, которых увидел в этом кабаке!» (Лексикон, бывший здесь в ходу, уже явно начал сказываться на мне.)

Но в глубине души жила страшная тревога. Я был убежден, что поцелуй девушки связал меня с ней. Она поставила на мне клеймо, совсем как клеймил лошадей отец; теперь я принадлежу ей.

Я не сомневался, что утром она явится ко мне, чтобы обсудить наши отношения, и, конечно, потребует, чтобы я женился на ней.

Мысль о браке с этой девушкой приводила меня в ужас. Я представлял, как она будет сидеть в моей комнате и пить пиво, в то время как я буду готовить обед и мыть посуду. И уж, конечно, никогда, никогда я не смогу писать.

Я решил сопротивляться до последнего, если она будет настаивать на браке. Может быть, все-таки найдется какой-нибудь выход? Но что мне делать, если она будет требовать? Ведь по сути дела я почти женат на ней…

Наконец утомление взяло свое. Я уснул, плотно завернувшись в одеяло.

Утром, когда я встал, оказалось, что девушки уже уехали. Это было для меня неожиданностью. Я вышел из своей комнаты взвинченный, исполненный решимости защищаться до последнего. Я собирался категорически отрицать, что я целовал девушку: это она, она поцеловала меня!

И вдруг все это оказалось зря. Я почувствовал себя обессиленным и усталым. Окончательно убедившись в своей слабохарактерности, я вошел в кухню, подавленный и расстроенный.

Там завтракали Стрелок Гаррис и еще какой-то человек. Роуз Бакмен стояла у плиты.

— Ну, как себя чувствует окружной секретарь сегодня утром? — улыбнулась она.

— Хорошо, — ответил я.

Я поздоровался со Стрелком и его товарищем. Это был румяный рыхлый человечек, с манерами льстивыми и подобострастными. Щеки его опустились, тройной подбородок складками набегал на грудь. Нижние веки отвисли, обнажая розовую изнанку, отчего глаза стали похожи на глаза спаниеля. Голос у него был негромкий, заискивающий.

— Доброе утро, сэр, — ответил он мне.

Стрелок называл его Шеп. Позже я узнал, что Шеи был в гостинице дворником. И вообще выполнял любую черную работу.

Впрочем, основное его занятие заключалось не в этом: миссис Бронсон держала его в качестве приманки для пьяных. Если какой-нибудь погонщик или лесоруб заходил в бар по дороге в город, миссис Бронсон зорко за ним следила; стоило ей заметить, что больше заказывать он не собирается, она кидалась в кухню и совала Шепу монету в два шиллинга. Шеп брал монету, вразвалку направлялся в бар, где и перехватывал посетителя.

— Погоди уходить, выпьем по одной, я угощаю, — добродушно говорил Шеп, кладя мягкую ладонь на руку гостя.

Такое предложение редко встречало отказ, но, выпив с Шепом, посетитель сам ставил угощение, потом следовало угощение от гостиницы.

Тем временем гостя ловко втягивали в разговор, расспрашивали о работе, о жизни, — польщенный вниманием, он пускался в длинный рассказ и обычно оставался в баре, пока не уплывали все его денежки. Тогда, спотыкаясь, он брел к своей двуколке или повозке, уже не помышляя о поездке в город.

— Завтракать будешь здесь или в столовой? — спросила меня Роуз.

— Здесь.

Она поставила на стол яичницу с грудинкой. Принимаясь за еду, я спросил Стрелка:

— А где Артур?

— Давно уехал. Дилижанс ведь уходит в семь. Вчера Артур порядком нагрузился. Мы всегда знаем, когда он отводит душу, — с самого утра на другой день распевает да свистит себе. Теперь, — добавил Стрелок, — месяцев шесть не дотронется до спиртного.

— Человека всегда можно узнать по тому, что он поет, — задумчиво заметила Роуз, глядя на шипящую на сковороде отбивную.

Мое появление прервало беседу Шепа и Стрелка, и Шепу не терпелось ее возобновить:

— Ну, так что же тот парень?

— Я уговорил его пойти ко мне, — вернулся Стрелок к своему рассказу, пообещал, что мы раздавим бутылочку. Ну, он и пришел — тут уж я проверил его кошелек. Совесть меня не мучает, можешь не сомневаться. Птицы ведь не сеют, не жнут, и сыты бывают. А мы чем хуже? Дело, видишь ли, обстояло так: мне надо было раздобыть деньжат, и побыстрее. В четверг мы с женой здорово поцапались, и похоже было, что она от меня уйдет совсем. Я, собственно, хотел выжать из него десятку, а он все выкручивался и никак не хотел меня уважить. Попробовал было удрать. Ну, тут уж я взялся за дело серьезно и добыл у него пятнадцать монет.

Шепу явно нравился этот рассказ. Он был из тех людей, которые спят и видят, как бы обзавестись деньгами, не работая. Он обсчитывал гостей, подлаживался к букмекерам, в надежде выведать, на какую лошадь ставить, со всех ног бежал из своей каморки при конюшне, чтоб вынести багаж, запрячь лошадей, оказать любую лакейскую услугу — все за мелочь, которую ему швыряли. Деньги эти он держал в кармане и часто украдкой пересчитывал в укромных уголках.

Потом он все пропивал, лихорадочно и поспешно глотая пиво, то и дело вытирая рот тыльной стороной руки. Мне много раз приходилось завтракать с ним. Он был повестью, которую мне еще предстояло прочесть, но я не сомневался, что кончит он в канаве.

Шеп жадно слушал рассказ Стрелка: в воображении он, несомненно, сам силой отбирал деньги у своих обидчиков. Пасуя перед силой, он любил слушать о насилии. Рассказы о разбитых в кровь физиономиях, об ударах в живот, заставляющих сгибаться вдвое гордых и сильных людей, о бурных ссорах радовали его сердце, успокаивали раздражение, смягчали ненависть. В царстве его воображения никто не осмеливался относиться к нему с пренебрежением, в этом царстве люди, оскорбившие его, жестоко за это расплачивались.

Однажды ночью я наткнулся на него — он лежал ничком на соломе в конюшне и рыдал.

— Боже милостивый, помоги мне! — бормотал он между приступами рвоты.

Я посидел около него, пока он не успокоился.

После завтрака я отправился в Управление округа — начинался мой первый рабочий день. Писавший какое-то письмо мистер Р.-Дж. Кроутер с рассеянным видом проронил: «Доброе утро». Его стол был так завален бумагами, коробками с булавками и скрепками, большими конвертами и бухгалтерскими книгами, что ему пришлось пристроить свое письмо на кипе каких-то бланков.

— Подождите минуту! — бросил он. Закончив письмо, он его запечатал и спросил:

— Ну, как устроились в гостинице?

— Очень хорошо, — сказал я и добавил: — Вы были правы, место это так себе.

— Я знал, что вы и сами скоро поймете это, — буркнул он. — Главное держитесь в стороне. Пойдемте, я покажу, что вам надо делать.

Кроутер повел меня в соседнюю комнату, по дороге он спросил:

— Видели Роуз Бакмен?

— Да.

— Ну, как она вам?

— Да как сказать… — начал я. — Не знаю… мне она не очень понравилась.

— Держитесь от нее подальше, — посоветовал Кроутер. Он взял большую конторскую книгу в кожаном переплете. — Это налоговая книга, по ней вы будете составлять налоговые извещения, вот на таких бланках. Вот кассовая книга, сюда будете вписывать полученные чеки, а потом переносить суммы в налоговую книгу.