Иван Гобри - Лютер

Начиная с 1520 года он уже высказывается за развод либо, если последний недостижим, за двоебрачие. Что, вопрошает он, должна делать женщина, если она не может иметь детей от своего мужа? Если из-за его слабости она принуждена терпеть воздержание? Лучше всего потребовать от мужа развода. Если он отказывается предоставить ей свободу, то пусть она больше не считает себя его женой и тайно вступит в союз с другим мужчиной, хотя бы с деверем; ребенок же, родившийся от этого союза, должен считаться сыном обманутого мужа. Если же муж настроен совсем уж непримиримо, совсем оставить его и найти себе другого. Лучше обзавестись вторым мужем, чем сгорать в огне неутоленного желания или «становиться прелюбодейкой»! Чуть позже он выскажет тот же самый совет, разбирая вполне конкретный случай. Своему корреспонденту, обманывающему жену, он рекомендует бросить надоевшую супругу и найти себе другую женщину. Только новый союз, поясняет он, позволит ему избежать греха прелюбодеяния. Лютер считает, что и гражданская власть должна сказать свое слово. Если женщина отказывается исполнять супружеские обязанности, «против нее должна выступить законная власть и под страхом смертной казни принудить ее повиноваться мужу».

В 1522 году в проповеди о супружеской жизни Лютер утверждал, что вступление в брак обязательно для каждого мужчины и каждой женщины. «Точно так же, как я не могу не быть мужчиной, я не могу обходиться без женщины. И наоборот: так же, как ты не можешь не быть женщиной, ты не можешь оставаться без мужчины. Речь идет не о прихотях или необязательных пожеланиях, но о самых естественных и насущно необходимых вещах. Каждый мужчина должен иметь женщину, каждая женщина — мужчину. Закон, изложенный самим Богом — плодитесь и размножайтесь! — это не просто заповедь, это нечто большее: божественное творение. Это даже более необходимо, чем есть и пить, справлять естественные надобности, спать и бодрствовать».

Кем же предстают в свете этого учения монахи и монахини? Раз они не исполняют Божьей заповеди, значит, не имеют веры. Их целомудрие стоит меньше, чем материнство незамужней девицы. Потому те из них, кто еще «чувствует в себе способности к продолжению, рода и увеличению числа Божьих созданий», должны немедленно оставить монастырь. В письме, написанном несколько месяцев спустя, он снова возвращается к этой мысли, как всегда, облекая ее в поразительно тактичную форму: «Если бы кто-нибудь захотел запретить себе испражняться и мочиться, но не смог бы этого сделать, что бы с ним стало? Вот так же трудно мужчине или женщине блюсти обет целомудрия!» В том же году, комментируя Послание к Тимофею, он утверждает, что монашеские обеты придуманы папством, и приходит к такому выводу: «Римский владыка запрещает браки... Тем самым он приказывает мужчине перестать быть мужчиной, а женщине — женщиной».

Называя брак Божьей заповедью, позволяющей избежать греха прелюбодеяния, Лютер в то же самое время считает сами супружеские отношения греховными. В 1521 году он называл брак «поганым таинством». В книге о монашеских обетах он пишет: «Как говорится в 50-м псалме, супружеский долг есть грех и крайнее проявление насилия. С точки зрения утоления страсти или постыдных желаний, он ничем не отличается от любодеяния и блуда». Если Бог и не карает супругов за этот грех, то «из чистого милосердия, понимая, что не согрешить нельзя, хотя мы и должны бы сдерживаться».

Год спустя, то есть в 1522 году, он по-прежнему защищает тот же принцип: «Если я и превозносил ранее супружескую жизнь, то не потому, что считаю ее безгрешной... Супружество невозможно без греха, однако милосердный Бог прощает этот грех, потому что брачный союз есть творение рук Его. Разрешая этот грех, он одобряет и благословляет брак».

Поскольку всякая плоть греховна, между браком и любодеянием нет существенной разницы, хотя степень греховности в том и другом случае не одинакова. Поэтому переход от одного к другому уже не кажется чем-то чрезвычайным. Мало того, с учетом порочности человеческой природы он представляется скорее неизбежным. Нет такого супружества, которое обходилось бы без измен. Таким образом, тот, кто нарушил ранее данный обет, надеясь обрести покой в брачном союзе, получит только новую головную боль. Лютер отразил и этот момент психологии в своем учении: «Страсть не поддается излечению даже в браке, потому что все женатые люди прелюбодействуют». Монах, который жил благочестивой жизнью в своей обители, рассуждает он, а потом покинул ее ради женитьбы, в конце концов пресытится законной супругой и обязательно возжелает чужую. По его мнению, каждый из состоящих в браке может сказать своему супругу: «Я не могу жить ни с тобой, ни без тебя». «И эта чудовищная гнусность, — комментирует он, — проистекает из самой честной и выдающейся части нашего тела. Я называю ее выдающейся, потому что она служит высокому делу продолжения рода, во всяком случае, пока сохраняет к нему способность. Но из-за нашей греховности самый полезный человеческий орган превращен в самый постыдный».

В 1523 году Лютер снова возвращается к этой идее, подчеркивая, с одной стороны, бесполезность целомудрия, а с другой — пользу плотского удовлетворения: «Бог не отнял у человека его телесных свойств, дав ему половые органы, семя и плод; тело христианина должно служить зарождению новой жизни, способствуя размножению рода, как и тело любого другого человека, как и тело всякой птицы и всякого зверя. Для того Бог и создал его. Таким образом, во всех случаях, где речь не идет о Божьем чуде, сама необходимость требует, чтобы мужчина соединялся с женщиной, а женщина с мужчиной». Разумеется, Бог способен также сотворить с человеком чудо целомудрия, и по одной этой причине следует признать разумность существования хотя бы немногих монастырей, служащих приютом для этих исключительных людей. Отметим, что еще два года спустя Лютер называл девственность «редкостным и драгоценным даром», которым, увы, не владеет никто. В том же году он восклицал: «Если вам не дан дар целомудрия, вы не смеете брать на себя такой обет. Но только дара этого вы не получите никогда».

Из понимания животной природы брака, основанного на желании и удовлетворении инстинкта, логично вытекает и терпимое отношение к разврату. Лютер не только не отрицает возможности распутства, но и благословляет его, именуя христианской свободой. Еще в 1523 году он пояснял, что в соответствии с требованиями этой свободы «пред лицом Господним мы вольны распоряжаться всеми внешними проявлениями своей жизни. Каждый христианин может делать со своим телом все, что ему угодно, пользоваться или не пользоваться своими телесными возможностями как заблагорассудится. Твой единственный долг перед Богом — веровать в Него и исповедовать эту веру. Во всем остальном ты можешь делать все, что хочешь (неужели он все-таки признал свободу воли? — И. Г.), нисколько не боясь повредить своей совести. Ты можешь бросить жену, предать хозяина, нарушить любое из данных тобой обещаний — Богу нет до этого никакого дела. И то сказать, что для Него твои дела и поступки?»