Джон Толкин - Джон Р. Р. Толкин. Письма

Рекламки на обложку. Я на скорую руку написал кое-что насчет предложенной «рекламки» для «А[нвин]-букс». Не хочу задеть чувства автора, который со всей очевидностью желал добра и мне, и книге; но, надеюсь, вы согласитесь, если у вас найдется время поразмыслить, что этот текст не подойдет. Даже не говоря о неуместном стиле, он представляет в ложном свете и саму историю, и то, как она подана. Ни в коем случае НЕЛЬЗЯ писать такое на обложке истории о волшебстве, разве что вы стремитесь разрушить «магию». Сага о хоббите представлена как vera historia {Подлинная история ( лат. )}, ценой великих трудов (что оказались весьма действенны). В таком контексте на вопрос: «А вы не хоббит?» возможно ответить только «Нет» или «Да», в зависимости от своего происхождения. Любовь к мирной жизни и обильной еде никого хоббитом не делает; тем более скрытая тяга к приключениям. Хоббиты — народ, главной физической характеристикой которого является рост; а основной чертой характера — практически полное искоренение какой бы то ни было дремлющей «искры»; проявляется она хоть сколько-то разве что в одном на тысячу. Бильбо был специально отобран благодаря авторитету и прозорливости Гандальва как отклонение от нормы : он в избытке обладал хоббитскими достоинствами, как-то рассудительность, великодушие, терпение и стойкость, а также и яркой «искрой», до поры не вспыхнувшей. Эта история и ее продолжение — вовсе не о «типичных представителях» и не об излечении обывательского самодовольства через расширение опыта, но о свершениях особо благородных и наделенных особыми дарами индивидуумов. Я бы даже сказал, если бы подобные разъяснения не портили того, что пытаются выразить напрямую, «о свершениях предопределенных индивидуумов, вдохновляемых и направляемых Посланником к целям более высоким, нежели воспитание и рост этих индивидуумов». Во «Властелине Колец» это видно ясно; но и в «Хоббите» представлено с самого начала, пусть и в завуалированной форме; на это намекают последние слова Гандальва [440].

Я, конечно же, вовсе не имею в виду, что нечто подобное следует включить в «рекламку». Боже сохрани! Но я твердо уверен, что «рекламка» не должна содержать слов, идущих вразрез с этой мыслью и совершенно не отражающих сути…..

Всего вам наилучшего, счастливого вам Рождества и Нового Года! Как по-вашему, не опустить ли по случаю Нового Года обращение «Профессор»? Я принадлежу к поколению, которое за пределами семейного круга по именам друг к другу не обращалось, но сберегало их, подобно гномам, Для частного употребления; и даже для самых близких друзей использовались фамилии (или производные от них), или прозвища, или (изредка) имена, но чужие. Даже К. С. Льюис никогда не звал меня по имени (равно как и я его). Так что я вполне удовольствуюсь фамилией. Хотелось бы мне совсем избавиться от «профессора», по крайней мере, когда я не пишу на профессиональные темы. Это звание создает ложное впечатление «учености», особенно в том, что касается «фольклора» и тому подобного. А также и впечатление (возможно, более близкое к истине) педантичности; но обидно, что моя педантичность всячески афишируется и подчеркивается, так что люди чуют ее даже там, где ее нет.

Профессор Килби из Уитон-Колледжа, штат Иллинойс, познакомился с Толкином, посетив Оксфорд в 1964 г. Теперь он предлагал приехать в Англию и предоставить Толкину любую необходимую помощь, чтобы тому легче было закончить «Сильмариллион».

Я никогда не был особо уверен в моем собственном труде — и даже сейчас, когда меня убеждают (не перестаю этому с благодарностью изумляться), что он имеет ценность в глазах других людей, я робею, так сказать, выставить мой воображаемый мир на суд чужих глаз и ушей — вероятно, презрительный. Если бы не поддержка К. С. Л., не думаю, что я когда-нибудь закончил бы или предложил к публикации книгу «Властелин Колец». «Сильмариллион» совсем другой; и, если хоть сколько-нибудь хорош, то хорош совершенно по-иному; и я, на самом деле, не знаю, как с ним быть. Я начал его в госпитале и во время отпуска по болезни (1916–1917); и с тех пор с ним не разлучался, а сейчас он в жутком беспорядке, поскольку в промежуток времени между тогда и теперь я его всячески переделывал, дописывал и перерабатывал. При содействии ученого, одновременно сочувственно и критически настроенного, как вы, я, наверное, сумел бы подготовить часть этих материалов к публикации. Мне требуется живое присутствие рядом друга и советчика — именно то, что вы предлагаете. Как мне представляется, вскорости я освобожусь и смогу вернуться к «Сильмариллиону»; так что июнь, июль и август в нашем распоряжении.

Ответ на письмо читателя.

7 января 1966

Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд

Уважаемый мистер Индик!

Спасибо большое за ваше длинное, интересное письмо и комментарии. Они заслуживают ответа куда более полного, но я надеюсь, вы меня извините, в силу моей крайней занятости. Скажу больше, если мне суждено написать новые книги, о которых вы просите, возможно это только в том случае, если я перестану отвечать на письма.

С благодарностью,

ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН.

Оден сообщил Толкину, что согласился написать о нем небольшую книгу, в соавторстве с Питером X. Салюсом, для серии под названием «Христианские перспективы»; он надеялся, что Толкин возражать не станет. Кроме того, Оден упомянул, что они с Салюсом побывали на собрании «Нью-Йоркского толкиновского общества». Репортаж об этом собрании, состоявшемся 27 декабря 1965 г., был опубликован в «Нью-Йоркере»{Престижный литературно-публицистический журнал-еженедельник, издаваемый в Нью-Йорке.} от 15 января 1966 г.; цитата из него появилась в лондонской «Дейли телеграф» от 20 января; эту газету Толкин читал каждое утро. Согласно «Телеграф», Оден сообщил обществу: «Он [Толкин] живет в омерзительном доме, — я вам просто передать не могу, насколько этот дом кошмарен, — и картины на стенах тоже омерзительны».

23 февраля 1966

Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд

Дорогой Уистан!

Мне следовало ответить на твое письмо от 28 декабря еще несколько недель назад. Однако что может быть скучнее пространных оправданий собственной нерадивости? Так что скажу лишь, что со времен Рождества на мою долю выпали непосильные испытания; кроме того, в конце января я приболел (мы с женой стали первыми жертвами здешней эпидемии гриппа).

Известие о том, что ты подрядился написать про меня книгу, меня немало огорчает. Я и в самом деле возражаю, и притом очень сильно. Подобные вещи я воспринимаю как преждевременную дерзость; и поверить не могу, что их полезность способна оправдать неудовольствие и раздражение жертвы, — разве что за дело возьмется близкий друг, либо автор проконсультируется с героем (а для таких консультаций у меня в данный момент нет времени). В любом случае хотелось бы мне, чтобы с книгой такого рода подождали до тех пор, пока я не выпущу «Сильмариллион». От этой работы меня постоянно отвлекают — но ничто так не мешает, как нынешняя шумиха насчет «меня» и моей биографии.