Джон Толкин - Властелин Колец: Братство Кольца

Эта сказка возникла в устных рассказах и мало-помалу переросла в историю Великой войны Кольца, включающую множество отступлений в более древние времена.

Она начала создаваться после того, как был написан «Хоббит», по его первой публикации в 1937 году; но я не торопился с продолжением, потому что хотел прежде собрать и привести в порядок мифологию и легенды древних дней, а для этого потребовалось несколько лет. Я делал это для собственного удовольствия и почти не надеялся, что другие люди заинтересуются моей работой, тем более что поначалу она была преимущественно лингвистической и возникла из необходимости привести в порядок мои отрывочные сведения о языках эльфов.

Когда те, чьими советами и поддержкой я пользовался, лишили меня этой малой надежды, я вернулся к продолжению, подбадриваемый требованиями читателей сообщить побольше о хоббитах и их приключениях. Но я все больше углублялся в прошлое, и мой рассказ все не кончался. Процесс этот начался еще при работе над «Хоббитом», в котором встречались упоминания о более давних событиях и персонажах: об Элронде, Гондолине, Перворожденных эльфах, орках, — и проблесками на фоне более поздних событий возникали имена «Дурин», «Мория», «Гэндальф», «Некромант», «Кольцо». Постепенно значение этих имен в отношении к древней истории разъяснялось, и передо мной раскрывалась Третья эпоха и ее кульминация — война Кольца.

Те, кто просил больше информации о хоббитах, в конце концов получили ее, но им пришлось ждать долго: создание «Властелина Колец» заняло время с 1936-го по 1949 год. В этот период у меня было множество обязанностей, которыми я не мог пренебречь, и мои собственные интересы в качестве преподавателя и лектора поглощали меня. Отсрочка еще более удлинилась из-за начавшейся в 1939 году войны: к ее окончанию я едва достиг конца первой книги. Несмотря на трудные пять военных лет, я понял, что не могу отказаться от своей книги, и продолжал работать, большей частью по ночам, пока не оказался у могилы Балина в Мории. Здесь я надолго задержался. Почти год спустя я возобновил работу, и к концу 1941 года добрался до Лориэна и Великой реки. В следующем году я набросал первые главы того, что сейчас является книгой третьей, а также начало первой и пятой глав пятой книги. Здесь я снова остановился. Предвидеть будущее оказалось невозможно, и не было времени для раздумий.

В 1944 году, завязав все узлы и пережив все затруднения войны, разрешить которые (или, по крайней мере, попытаться разрешить) я считал своей обязанностью, я начал рассказывать о путешествии Фродо в Мордор. Эти главы, постепенно выраставшие в книгу четвертую, я писал и посылал по частям моему сыну Кристоферу в Южную Америку, где он служил в английских военно-воздушных силах. Тем не менее, потребовалось еще пять лет для завершения сказки: за это время я сменил дом и работу. Дни эти были менее мрачными, но оставались очень напряженными. Затем всю сказку нужно было перечитать, переработать и перепечатать на машинке. Я делал это сам: у меня не было средств для найма профессиональной машинистки.

С тех пор как десять лет назад «Властелин Колец» был напечатан впервые, его прочитали многие; и мне хочется здесь выразить свое отношение к многочисленным отзывам, высказанным по поводу этой повести, ее героев и побудительных мотивов автора. Главным побудительным мотивом было желание сказочника испробовать свои силы в действительно длинной сказке, которая захватила бы внимание читателей, развлекла их и доставила им радость, а иногда, может быть, и тронула. Проводником мне служило лишь мое собственное чутье, а такой проводник подчас ненадежен.

Некоторые из читателей нашли книгу скучной, нелепой или недостойной внимания, и я не собираюсь с ними спорить, ибо испытываю аналогичные чувства по отношению к книгам, которые нравятся им. Но даже с точки зрения тех, кому моя повесть понравилась, в ней есть немало недостатков. Вероятно, ни одна длинная сказка не может в равной мере удовлетворить всех читателей: я обнаружил, что те отрывки или главы, которые одни мои читатели считают слабыми, другим очень нравятся. Самый критичный из читателей — сам автор — видит теперь множество недостатков, больших и малых, но так как он, к счастью, не обязан пересматривать книгу или писать ее заново, то обойдет их молчанием, указав лишь на один недостаток, отмеченный некоторыми читателями: книга слишком коротка.

Что касается внутреннего смысла — подтекста книги, то автор его не видит вовсе. Книга не является ни аллегорической, ни злободневной. По мере своего роста сказка пускала корни в прошлое и выбрасывала неожиданные ветви, но главное ее содержание основывалось на неизбежном выборе Кольца в качестве связующего звена между нею и «Хоббитом». Ключевая глава — «Тень прошлого» — является одной из самых первых по времени появления глав сказки. Она была написана задолго до того, как 1939 год предвестил угрозу всеобщего уничтожения. Источники этой сказки заключены глубоко в воображении и имеют мало общего с войной, начавшейся в 1939 году, и ее последствиями.

Реальная война не соответствует легендарной ни по ходу, ни по последствиям. Если бы реальная война направляла развитие легенды, тогда, несомненно, Кольцо было бы использовано против Саурона: он не был бы уничтожен, но порабощен, а Барад-Дур — не разрушен, а оккупирован. Мало того, Саруман, не сумев завладеть Кольцом, нашел бы в Мордоре недостающие сведения о нем, сделал бы Великое Кольцо своим и сменил бы самозваного правителя Средиземья. В этой борьбе обе стороны возненавидели бы хоббитов; хоббиты недолго бы выжили даже как рабы.

Можно было бы внести и другие изменения, которые пришлись бы по вкусу любителям аллегорий и злободневных соответствий. Но я страшно не люблю аллегории во всех их проявлениях, и, сколько я себя помню, всегда относился к ним так. Я предпочитаю историю, истинную или вымышленную, с ее практической применимостью к мыслям и опыту читателей. Мне кажется, что многие смешивают «применимость» с «аллегоричностью»: но первая оставляет читателей свободными, а вторая провозглашает господство автора.

Автор, конечно, не может оставаться полностью свободен от своего опыта, но пути, которыми зародыш рассказа вырастает на почве опыта, очень сложны, и попытки понять этот процесс в лучшем случае ведут к новым загадкам. Конечно, когда автор и критик живут в одно время, весьма привлекательно предположить, что сильнее всего на них обоих повлияли общие для них события.