Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

Положение было, действительно, аховое. Спрятаться было трудно — Володя числился инструктором Всевобуча, и его исчезновение вызвало бы подозрения. Уехать из Крыма было невозможно: «бутылка» Бела-Куна еще не была отменена.

— Прямо, Борис Лукьянович, ума не приложу, как быть… У меня, знаете, сейчас такое ощущение, как у человека, сидящего на мине, а где-то вверху, в темноте и ветре, болтаются обнаженные провода этой мины. Вот случайный порыв замкнет ток, и капут… Неуютно… Ей Богу, с пулеметом в бою легче, чем здесь ждать этой дурацкой встречи… И как это он, черт зеленый, жив остался?

— Да, уюта, что и говорить, немного… Как бы вам половчее другие бы документы достать, чтобы подозрительно не было?

— Вот в этом-то и закавыка. Если бы у меня были документы на другое имя — плевать я хотел бы на моего комиссара: я такой-то, и никаких испанцев. Ищи своего Туманова в тумане голубого дня… Эх, хорошо это девчатам, — вздохнул он, — махнул замуж и готово — другая фамилия. Везет этим бабам! И войны не видят, и в ЧК их не таскают, и фамилии меняй, как перчатки. Вот, жизнь!..

— Ну, ну. Неужели в этом вершина счастья, Володя? У них свои невыгоды есть. Но ваша мысль — прямо замечательна. Пожалуй, таким путем можно будет что-нибудь и в самом деле сделать.

— Каким путем? — с живым интересом спросил Туманов.

— Да вот женитьбой и переменой фамилии.

— Женитьбой? — разочарованно протянул юноша. — Так это пусть девчата женятся, если им фамилию нужно менять. А я-то при чем?

— Вы еще, видно, советских законов не знаете, дружище. Ведь по этим законам, каждый, кто женится или выходит замуж, имеет право принять фамилию другого супруга.

— Как, и мужчина тоже?

— В том-то и дело, что и мужчина тоже.

— Вот это клюква! Значит, если я женюсь, то могу взять себе фамилию жены, а старую выкинуть в помойную яму?

— Именно.

— Черт побери! Вот это, действительно, идея! Чтобы голову свою спасти, я даже и жениться согласен. На ком хотите, хоть на бегемотихе… А документы потом легко будет переделать?

— Ну, это уж нетрудно. Когда вы принесете справку из ЗАГС'а, я уж нажму на канцелярию, и документы новые мигом будут. Это ведь законно на все 100 процентов. Даже модно и эффектно будет. «Борьба, мол, со старыми предрассудками»…

— Вот это здорово! — просиял Володя. — А потом хоть через час и развод. Ей Богу, и в Советской России, значит, не все паршиво. Есть, оказывается, и здесь светлые стороны…

Восторженность и веселость юнкера рассмешила и меня. Все-таки хорошо жить на Божьем свете, когда губы сами собой складываются в улыбку, и для задушевного смеха в любых обстоятельствах достаточно самого ничтожного повода!..

— Положение нашего «Икс» трагическое… Чека не шутит! Если его найдут и докажут участие в Белой Армии — расстрел неминуем. Спасти его можно таким, вот, способом — фиктивным браком. Теперь, девчата, — ваше дело… Вопрос идет о жизни и смерти… Решайте!

Молчат девушки… В мыслях каждой пробегают, вероятно, планы личной жизни, зарождающейся или будущей любви, брака, семьи… А тут, хотя и не настоящий брак, но по документам все-таки нужно стать замужней женщиной. Есть над чем призадуматься шестерым нашим девушкам!

— Видите ли, девочки, — с особенной задушевностью прервала молчание княжна Кутыева, — если бы я сама была помоложе, то после сообщение Бориса Лукьяныча я бы даже и не обращалась к вам. Я сама согласилась бы на этот брак. Но мой возраст, — грустно улыбнулась она, — не возраст невесты для юноши. Это было бы очень подозрительно. Поэтому-то ему и нужна ваша молодая помощь, и дядя Боб прав, когда решил обратиться к вам. Если бы нужно было венчаться в церкви — было бы тяжело лгать перед иконой и священником. Но брак в ЗАГС'e — это только формальность. И, верьте мне, дети, счастье в жизни не зависит от формальностей! Счастье — в чистой совести и любви, — едва слышно закончила пожилая женщина, и ее задумчивое лицо нервно дрогнуло.

— Так мы и не колеблемся вовсе! — звонко и задорно прокатился по комнатке голосок Тани. — Ей Богу, ну, ни секундочки. Экая важность — на бумаге расписаться. Верно, девчата? Раз нужно выручать — выручим. Дело, видно, серьезное. Что-нибудь случится — мы себе до конца жизни не простим… По моему, кинуть жребий — и дело с концом. Как? Все согласны?

Ее молодой задор и решительность развеяли задумчивость остальных девушек. Опять заулыбались лица, и со всех сторон донеслись одобрения.

— Ну, вот, видите, Лидия Константиновна, — повернулась Таня к нам с сияющими глазами. — Наши девчата — ребята дружные . Они не допустят, чтобы из-за них скаут в подвал пошел. Выручим!

Потом она подсела ко мне, просунула свою руку под мою и, весело блестя глазами и этак умильно заглядывая мне снизу в лицо, сказала самым просительным тоном:

— Дядя Боб, дорогой, золотой! Ведь теперь уже дело решенное. Ей Богу же, мы ни капельки не колеблемся и не боимся. Мы поможем, ну, ей Богу, поможем. Только скажите, кто это?

— Ишь, шустрая какая! Да ведь вы еще не невеста?

— А, может, жребий-то мне и выпадет. Я готова. Ну, Борис Лукьяныч, милый дядя Боба, ну, скажите. Не томите душу… Девчата, просите Бориса Лукьяныча не секретничать. Свои ведь. Раз мы уж согласились, чего уж там дальше тайну строить?

Улыбающиеся умоляющие девичьи лица окружили меня.

— Ах, вы, бабье любопытное. Вас хлебом не корми — дай только за хвостик тайны подержаться… Ну, ну, хорошо. Раз вы уже согласились помочь — я скажу вам, кто попал в беду, но с условием полного секрета. Обещаете?

Обещание слились в общий хор, и хотя я и не верил в способность девушек хранить те секреты, где есть капелька романтического, но делать было нечего — все равно узнают…

— Володя.

— Володя? Это — наш донской скаутмастор? Который в Армии был? С Дона?

— Да, да. Но дело-то не в нем персонально. Будь он Володя, Петя или Ваня — все равно. Нужно выручать. Обещали вы — съезд невест — теперь не подведите. Срочно давайте спасительницу Володе, да держите язычки за зубами…

— Ладно. Так давайте решать, девчата. У кого дома лучше всего семейное положение? Так, чтобы неприятностей без разрешение родителей не было.

— Да, герлиньки, самое неприятное — это было бы огорчить маму. Вот тут надо особенно осторожно.

— Да ведь мы можем пока и не говорить маме? — прозвенел задорный голосок Тани. — Ведь свадьба-то все равно липовая. И сообщать-то не о чем.

— Ну хорошо, «пока». А потом? Мама-то ведь все равно, в конце концов, узнает и будет вдвойне огорчена тем, что от нее все скрывалось. Тут уж лучше, чтобы совсем не нужно было врать и скрытничать… Может быть, кто-нибудь собирается уехать. Это, пожалуй, было бы лучше всего.

— Еще бы! Выскочить замуж и драпа! — пискнула неунывающая Таня.