Феликс Кандель - Врата исхода нашего (девять страниц истории)

И он прав… Мир, огромный мир, интересный мир, что самолетами можно облететь за считанные часы, они сделали недоступным, запретным, отсутствующим миром. За это, конечно, надо судить…

Но как же строго надо судить нас, ленивых и нелюбопытных, когда мы сами себе закрываем мир?

И кто будет судить нас?

И когда?..

Есть особый способ выращивания овощей. Когда семена сажают не в землю — в специальный питательный раствор. Для получения удивительных результатов…

Вот такие и мы, евреи. Нас оторвали от земли, от корней наших, нас насильственно пересадили на особый идеологический раствор, и получились удивительные результаты, и полезли, вдруг, диковинные растения с несуразными плодами, появились евреи-мутанты. У которых нет прошлого. У которых сомнительное настоящее и запланированное будущее.

Живут в России евреи, которым не надо их еврейство. Живут в России евреи, которым уготовано растворение. Живут в России евреи, которые и не евреи вовсе, и только графа в паспорте, да нос с горбинкой, да излишняя картавость временно мешают запланированному исчезновению.

Но в этой, казалось бы, продуманной схеме, в этой торжествующей мелодии с барабанами и литаврами, прозвучали, вдруг, голоса, которые стали чего-то требовать, которых уже не устраивает искусственный питательный раствор, а нужна земля, почва, чтобы пустить корни, чтобы своими корнями сомкнуться с теми, старыми, что уходят глубоко, в века и поколения…

Учат сегодня иврит — евреи.

Зачитывают до дыр редкие книги — евреи.

Переписывают песни с магнитофона на магнитофон — евреи.

Справляют праздники — тоже евреи.

Думают. Спорят. Размышляют вслух.

Чтобы понять себя.

Чтобы узнать себя.

Чтобы познакомиться с самим собой…

«Мы узнали, что в Москве будет симпозиум по еврейской культуре. Состояние и перспективы. Мы решили поехать в Москву. На симпозиум…

В Термезе входят в вагон четыре автоматчика:

— Ваши документы!

Четыре автоматчика — это такой конвой, когда ловят особо опасных преступников. Шпионов с афганской границы. Только тогда такой конвой, четыре автоматчика…

А тут еще майор-пограничник. Дежурный по станции с помощником. Двое в штатском…

— Ваши документы!

Сняли нас с поезда, ведут по перрону: два автоматчика спереди, два сзади. Майор. Дежурный с помощником. Двое в штатском…

Ведут нас по перрону, а проводники кричат друг другу:

— О! Афганцев поймали! Афганцев!..

Я говорю брату:

— Все! Пропали…

Приводят нас в милицию, обыскивают… Сколько обысков было потом и раньше — это только внешний осмотр, а тут они искали везде — в складках, в швах, за подкладкой…

Четыре автоматчика. Майор-пограничник. Дежурный по станции. Двое в штатском…

Утром нас посадили в поезд, под конвоем повезли в Душанбе, в спецраспределитель. А там — оборванцы, бродяги без паспорта, уголовники… Следователь посмотрел на нас и говорит:

— Как это такие приличные парни попали сюда?

И еще говорит:

— Вот те на! Никогда евреев не было тут. Первый раз евреи в спецраспределителе…

Так мы съездили в Москву. На симпозиум по еврейской культуре. Состояние и перспективы…»

Граждане, что же у нас происходит?

Что происходит у нас, граждане хорошие?!..

Собрались евреи, почесали свои затылки и решили: а не поговорить ли нам о культуре? Как она, что она, зачем она и сколько ее приходится на душу еврейского населения?..

А приходится ее, культуры, очень мало. Можно сказать — совсем не приходится. По отсутствию этой культуры на душу населения наши евреи давно уже обогнали все недоразвитые пока страны, включая племена папуасов, пигмеев и оранжевых карликов. (Я, правда, не уверен, существуют ли на свете оранжевые карлики, но если они все-таки существуют, то с культурой у них дела обстоят значительно лучше. Ведь у них есть наскальная живопись, а у нас, у евреев, и того нет…)

Так что говорить, вроде бы, и не о чем. О чем говорить, когда не о чем говорить? Языка нет. Учебников нет. Книг нет. Истории нет. Театра нет. Религии нет. Обычаев нет. Рыбы фаршированной, и то нет…

А есть пока что одни евреи, которых тоже, вроде бы, и нет.

И собираться нечего, и обсуждать глупо. И эти ваши сим-по-зи-умы (тьфу, черт, и не выговоришь!) — дело пустое, бессмысленное, вредное…

А евреи упорствуют. Евреи желают непременно собраться. Не выпить, не закусить, а поговорить о культуре. Этих евреев хлебом не корми, только дай языком почесать.

И вот!..

И вдруг!..

Обыски! Допросы! Слежки! Угрозы!

Кар-раул!!

Граждане начальство, за что?! Ведь мы — только поговорить, только обсудить, только предложить кое-что. Скромно и ненавязчиво.

А они за новые обыски, за новые допросы. Забирают книги по истории евреев, которых и так мало. Забирают пленки с еврейскими песнями, которых никто еще не слышал. Учебники иврита забирают — незачем вам иврит. Словари забирают — обойдетесь. Библии, календари, справочники — в мешок. Пишущие машинки, магнитофоны — туда же…

Зачем вам, евреи, магнитофоны, если пленки все равно забрали?

Посуду, правда, не берут. Белье — тоже. И выходные костюмы с галстуками.

А это уже упущение, явная недальновидность…

В посуде можно приготовить национальное еврейское блюдо. На постельном белье можно зачать еврейского ребенка. В выходном костюме и галстуке можно пойти в синагогу…

Ну и упрямые эти евреи, настырные и несговорчивые! Нет, чтобы договориться, прийти к мирному согласию…

Спросим себя: что такое культура?

Ответим: культура — это когда моют ноги.

Спросим себя: что такое еврейская культура?

Еврейская культура — это когда моют еврейские ноги.

И все?!

И все. И достаточно с вас.

А если..?

Нет.

А может..?

Никогда.

А попытаться..?

Кому сказано!

И снова за обыски! Снова за допросы!

Кто тут шибко культурный? А ну, разойдись!

Эх, граждане, граждане! Что же у нас происходит, граждане хорошие?..

«Я опечалена судьбой Иосифа — своего первого учителя, удовлетворившего мои самые первые запросы к узнаванию языка моего народа…»

— Подсудимый, встаньте и назовите вашу фамилию, имя и отчество.

— Бегун Иосиф Зиселевич.

— Где и когда вы родились?

— 9 июля 1932 года в Москве.

— Вы работаете?

— Я работал и продолжаю работать в тюрьме…

Это было в семьдесят седьмом году.

В мае месяце…

Мы стояли на Яузской набережной, в Москве, напротив иностранной библиотеки, а в обычном, неприметном здании судили нашего друга. Судили за «паразитизм». Судили по статье, по которой обычно судят пьяниц, бродяг и попрошаек.

Нас не пускали внутрь. Сына его не пускали внутрь. Родственников. Только особо приглашенных. Только специально выделенных и проверенных.