Хендрик Фертен - В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

В путь мы вышли около полудня и впечатляющей массой хорошо вооруженных солдат в белом камуфляже двинулись через пустые, продуваемые всеми ветрами равнины. Когда начинало темнеть, мы увидели вдали первые деревья. Вскоре мы достигли арьергарда вермахта. Он представлял собой удручающее зрелище. Учась в школе, я именно так представлял себе наполеоновскую армию, отступавшую из Москвы.

Везде были подводы, нагруженные завернутыми в покрывала оледеневшими покойниками, которых забрали с передовой. На мертвых не было ни ботинок, ни теплой одежды. Все это сняли с них и раздали тем, кто продолжал сражаться. Из-под покрывал торчали желтые и немытые голые ноги мертвецов, иногда на них были носки с зияющими дырами или самодельные портянки. Но погибшие хотя бы уже не чувствовали холода. Однако там были и сани с ранеными, которые тащили изнеможенные лошади. Эти раненые лежали в санях на залитой кровью соломе, укрывшись старыми покрывалами и другим тряпьем, которое позволяло хоть немного согреться. На них было тяжело смотреть. Их раны сковывал мороз, и они громко стонали от боли. Обеспечить уход каждому из них совершенно не было возможности, и многие раненые умирали прямо на санях.

Увиденное не могло поднять наш боевой дух. Бойцы, проходившие мимо нас, пережившие ад на земле, бросали на нас пустые, безжизненные взгляды. Некоторые из них всматривались в нас с жалостью и, вероятно, думали: «Вот новое пушечное мясо, такое же, как и мы». Это отнюдь не придавало нам веры в победу. Нам пришлось заставлять себя собраться, говоря друг другу: «Гвардеец умирает, но не сдается!» Собраться было очень трудно, но жизненно необходимо.

В своей книге «Солдаты смерти» американский писатель и историк Чарльз В. Сиднор отмечал: «Когда на каком бы то ни было участке фронта складывалась наиболее опасная ситуация и надежда на успех была равна нулю, именно войска СС спасали положение своими контратаками, которые наводили ужас на противника». Так было и на этот раз.

— Мне вы можете не говорить, будто кому-то из вас не страшно на Русском фронте. Но это ничего не меняет, — сказал командир нашего патруля, суровый воин, награжденный Железным Крестом 1-го класса.

Произнеся эти слова, он закричал:

— Вперед!

Однако наше продвижение было очень медленным. Нам мешали огромные снежные сугробы и ледяной ветер, от которого наши носы и уши моментально побелели. Через некоторое время нам стало легче двигаться вперед, благодаря танкам, на броню которых мы взбирались и ехали таким образом почти до самой цели. К этому моменту уже стемнело. Танки «Панцеркампфваген IV» были окрашены в белый цвет, но ничто не могло замаскировать красный накал на выходе их выхлопных труб. Это делало танки хорошо различимой мишенью для врага.

Приблизившись к деревне на краю леса, в которой, как было отчетливо видно, уже шел бой, мы начали спрыгивать с брони. Как всегда, вокруг нас была равнина, на которой было нельзя найти прикрытие. Остатки советских войск, находившихся в деревне, предприняли несколько вялых попыток обстрелять нас, а также выпустили в небо одну или две осветительные ракеты. Но на этом все закончилось. Бой стих.

Золотое правило, обязывающее бойца после наступления темноты передвигаться бесшумно, теперь потеряло всякий смысл. За ревом моторов танков и скрежетанием гусениц мы даже с трудом слышали приказы наших командиров. Неожиданно в нашу сторону раздались выстрелы со стороны леса. Наши пулеметчики тут же открыли ответный огонь. Однако сразу за этим из леса последовали очереди, выпущенные из русских пулеметов, расположенных в разных его концах. Это было заметно по тому, что в очередях периодически мелькали трассирующие пули. Такого интенсивного огня я не видел никогда прежде. К счастью, советские пули пролетали выше наших голов.

Однако у русских были орудия, огонь которых, что называется, пробуждал в нас страх божий. Калибр их ствола был 76,2 миллиметра, т. е. даже больше, чем у танковой пушки. Однако нас пугали не столько размеры снарядов, как то, что нам не были слышны выстрелы орудий. Зато нас оглушали взрывы в момент приземления снарядов, которые неожиданно обрушивались на нас.

Когда эти орудия открыли огонь по нам, грохот разрывов их снарядов заглушил даже пулеметные очереди. Казалось, от взрывов вздрагивала сама земля. На местах свежих воронок все заволакивало желто-коричневым дымом. Снова и снова мы пытались найти укрытие, прячась за танками. Снова и снова наши командиры выгоняли нас оттуда. Однако мы опять ползли к танкам, как испуганные дети, прячущиеся за мамину юбку в поисках защиты. Но нам не было спасения.

Русские артиллеристы концентрировали свой огонь именно на танках. И нам казалось, что мы очутились в аду. Бесконечные снаряды, сыпавшиеся с неба, пугали нас до смерти. Мы больше не ощущали кусающего холода, а наоборот, вспотели настолько, что нам хотелось сбросить свои маскировочные куртки. Но лишь огонь стихал, мы, действуя автоматически, продвигались вперед на несколько метров, точно так же, как делали это прежде сотни раз во время тренировок. Ручные гранаты, которые мы перед боем засовывали себе в сапоги и за ремни, мешали нам бежать, но мы все равно шли вперед. Правда, это продолжалось недолго, и вскоре мы уже снова вжимались в землю под огнем русских и могли лишь ползти по снегу.

Среди нас уже были раненые. Некоторые из них так орали, что их крики были слышны даже в грохоте боя. Умирающие судорожно дергались в снегу. Но через некоторое время они затихали. Порою в их теперь уже не таких белых маскировочных куртках была всего одна небольшая дыра от пули. Но они были мертвы, и снег укрывал их, словно саван.

Без танковой поддержки наша фронтальная атака определенно захлебывалась. Но танкистам было теперь не до нас. Их пушки разворачивались то вправо, то влево, стреляя по лесу. В воздухе стоял черный дым, комья снега периодически взмывали в небо. Зарево горящих деревенских домов дополняло эту картину ада на земле.

Однако довольно скоро нам стало ясно, что русские орудия не слишком эффективны против танков. Так, подбитым оказался лишь один «Панцеркампфваген IV», который вдруг начал крутиться вокруг своей оси из-за перебитого трака. Его экипаж из пяти человек вылез через люк в башне и спрыгнул в снег, чтобы отползти от передовой.

Тем не менее огонь врага не прекращался. Более того, русские задействовали свое секретное оружие, о котором мы много слышали, но сами не сталкивались прежде. Русские превозносили его боевые качества. Александр Верт, говоря об этом оружии в одной из своих книг, процитировал свидетельство маршала Еременко: «Новое оружие мы испытали под Рудней. 15 июля 1941 г. во второй половине дня непривычный рев реактивных мин потряс воздух. Как краснохвостые кометы, метнулись мины вверх. Частые и мощные разрывы поразили слух и зрение сильным грохотом и ослепительным блеском. Эффект одновременного разрыва 320 мин в течение 10 секунд превзошел все ожидания. Солдаты противника в панике бросились бежать. Попятились назад и наши солдаты, находившиеся на переднем крае вблизи разрывов (в целях сохранения тайны никто не был предупрежден об испытаниях)».