Борис Громов - Ограниченный контингент

Я ничего не имею против самого генерала и того, как он привык командовать войсками. В конце концов, этот военачальник принимал участие в Великой Отечественной войне, и годы, проведенные им в армии, сформировали у него свой стиль управления войсками. Тем не менее я предполагал, что он внимательно выслушает не только командование 40-й армии, но и советнический аппарат, прежде всего Салманова — человека очень опытного. Может быть, определенный смысл был бы и в разговоре со мной. Это нужно было прежде всего самому генералу, для того чтобы он разобрался и понял, что же творится в Афганистане и почему здесь возникла такая сложная ситуация.

Обстановку же в 1985 году можно было охарактеризовать одним словом — тупиковая. Активные боевые действия непрерывно велись в нескольких районах страны, тем не менее душманы, разбитые в той или иной провинции, всегда очень быстро восстанавливали свои силы и заново создавали большое количество баз и складов. Через полтора месяца после того, как наши батальоны возвращались в военные городки, мы снова были вынуждены проводить операции.

Я предполагал, что генерал вникнет во все тонкости обстановки и, как военачальник с огромным опытом, предпримет какие-то неординарные меры для изменения ситуации в стране в нашу пользу. Многие офицеры, оказавшись в Афганистане, очень скоро понимали бесперспективность боевых действий как основы нашего пребывания здесь, потому что, за редким исключением, ничего, кроме жертв среди наших солдат и среди афганцев, они не несли. Безусловно, мы оказывались перед необходимостью проведения ответных операций, для того чтобы исключить повторные нападения на наши гарнизоны. И все же многие, в том числе и я, были сторонниками переговоров с противником, в данном случае с душманами. Больше того, офицеры и генералы самыми первыми пришли к выводу о необходимости безусловного и полного вывода 40-й армии из Афганистана.

Здесь, видимо, нужно сказать о том, что все боевые действия на территории Афганистана мы проводили исключительно по просьбе руководства, которое существовало в стране в тот период. Мы были хорошо осведомлены, и Наджибулла не делал секрета из того, что он регулярно напрямую связывается с московскими руководителями. Как правило, сначала он выходил на министра обороны СССР, затем на Генсека. Позже, насколько мне известно, на Крючкова. Просило афганское правительство слишком часто и очень много. Конечно, в определенной степени угроза для действовавшего в Афганистане режима со стороны оппозиции существовала на протяжении всех девяти лет, пока в стране находились советские войска. Но в телефонных разговорах между Кабулом и Москвой, на мой взгляд, ситуации очень часто чрезвычайно драматизировались. Стоило лишь душманам обнаружить себя, скажем, в провинции Нангархар или в Кунаре, как по каналам правительственной связи Наджибулла настаивал, едва ли не требовал провести в этих районах боевые действия, убеждая «товарищей в Москве», что над провинциальными центрами нависла серьезная опасность, что под угрозой ликвидации находятся крупные гидроэлектростанции, кстати построенные советскими специалистами, а основные дороги Афганистана через несколько дней могут быть окончательно заблокированы. Иногда такие сведения не соответствовали истинному положению дел. Однако редкое обращение, выдержанное в подобном тоне, оставалось без внимания, и, как правило, вскоре в штаб 40-й армии приходили шифровки, обязывавшие нас усилить охрану коммуникаций в том или ином районе Афганистана.

Однако на первых порах генерал не стал вникать в тонкости пребывания наших войск в Афганистане, в специфику взаимоотношений с властями и особенности боевых действий. Соответственно, не приходится говорить и о правильной оценке обстановки. В этом, кстати, ему «помогала» и «свита», которая то и дело поддакивала невпопад. Поэтому и задачи, поставленные этим генералом частям 40-й армии в первые дни его пребывания в Афганистане, нельзя назвать необходимыми.

Войсковая операция в ущелье Панджшер для 40-й армии являлась плановой на лето 1985 года. План ее проведения был за несколько недель до начала боевых действий утвержден в Генеральном штабе и у министра обороны Маршала СССР Соколова. Однако, оказавшись на командном пункте армии в Баграме, только что прилетевший генерал с первых же дней начал изменять замысел операции. Некоторые из принятых им решений вызывали у офицеров крайнее недоумение. В частности, он приказал перебросить основные силы 201-й мотострелковой дивизии на Южный Саланг. Для этого как минимум необходимо было подготовить саму дивизию и обеспечить ее безопасность во время совершения марша. Мы отчетливо представляли, что любые действия, связанные с недостаточной подготовкой или внезапными изменениями уже имевшихся у штаба армии «заготовок» на время проведения операции, тем более в таком масштабе, неизбежно приведут к огромным жертвам, и прежде всего среди наших людей.

Очередное его распоряжение — высадить десант в «зеленую зону». Для нас, прослуживших в Афганистане уже достаточное время, было аксиомой, что это повлечет за собой гибель не только самого десанта, но и задействованных вертолетов. При составлении плана и во время непосредственной подготовки операций мы избегали подобных шагов. Перед началом десантирования мы обязаны были обработать территорию, на которую планировалась высадка подразделений. Как правило, нами наносились бомбово-штурмовые удары авиации, а если этого оказывалось недостаточно, то производились огневые налеты артиллерии. «Зеленые зоны» были плотно населены мирными жителями, и мы об этом прекрасно знали. Знали мы также и о том, что эти районы активно используются душманами. Они учитывали наши правила, в частности то, что мы никогда не нанесем удары по местам, где проживают простые дехкане. Поэтому моджахеды пользовались этим и постоянно скрывались в кишлаках. Тем не менее это не давало нам основания готовить и наносить мощнейшие удары по густонаселенным районам. И вдруг — идея большого начальника о высадке десанта именно в «зеленую зону», для того чтобы сковать душманов боевыми действиями…

Мы пытались его поправить, однако это удалось не сразу. Командованию 40-й армии, в том числе и генералу Родионову, непосредственно руководившему проведением войсковой операции в ущелье Панджшер, изменить некоторые решения оказалось не под силу. Тогда с этим генералом встретился я и попытался убедить его в том, что отданные им отдельные приказы неверны. Наш разговор закончился тем, что я почувствовал со стороны приехавшего начальника некоторую обиду: дескать, какой-то молодой генерал пытается давать указания крупному должностному лицу, к тому же Герою Советского Союза. Конечно, его самолюбие было задето очень сильно. Но я отдавал себе отчет в том, что объективно опыта войны в Афганистане у офицеров штаба 40-й армии и у меня было больше, чем у него. И ни один подобный конфликт между нами не идет ни в какое сравнение с теми жертвами, которые могли появиться, если бы нам не удалось отстоять уже утвержденный и отработанный до мелочей план проведения операции. К чести генерала, в конце концов он согласился с приведенными доводами и отменил свои распоряжения.