Тамеичи Хара - Одиссея самурая, Командир японского эсминца

Вздохнув, я ответил Нагасава, чтобы он понял меня правильно. Я приму командование и сделаю все, что в моих силах для превращения этого дивизиона в лучшее боевое подразделение 2-го флота. Куда я должен теперь явиться?

- Мне нравится твое настроение, Хара, - обрадовался Нагасава. - Три твоих корабля находятся сейчас на Труке, а эсминец "Сигуре" ("Осенний Дождь") ждет тебя в Сасебо.

9 марта я прибыл в Сасебо и тотчас отправился на эсминец, чтобы принять дела. Одного взгляда на экипаж корабля было достаточно, чтобы понять, что меня ждет трудная работа. Мои новобранцы на "Амацукадзе", которых я начал обучать еще до начала операции у Мидуэя, выглядели по сравнению с нынешними старыми морскими волками. А эти напомнили мне плохо дисциплинированную армейскую роту, случайно попавшую на военный корабль. Но я не сомневался, что сумею сделать из них настоящий экипаж боевого корабля.

Что касается самого эсминца "Сигуре", то он мне показался совсем дряхлым. Новые эсминцы развивали скорость до 38 узлов, в то время как "Сигуре" задыхался уже на 30-ти. Но я все-таки надеялся, что несмотря на все эти недостатки, "Сигуре" сможет показать себя в бою не хуже более современных кораблей. Я, конечно, и помыслить тогда не мог, что спустя немного времени "Сигуре" станет просто легендарным кораблем, самым известным на тихоокеанском театре военных действий с прозвищем "Несокрушимый".

Эскортируя два транспорта, "Сигуре" вышел из Сасебо и направился к Труку на соединение с тремя другими кораблями моего дивизиона.

Мы прибыли на Трук без всяких приключений. На первый взгляд здесь ничего не изменилось за время моего отсутствия. Все также у пирса стояла старая плавмастерская "Акаши", а в центре лагуны грациозно покачивались на бочках тяжелые крейсеры. На мачте одного из них - "Атаго" - был поднят флаг адмирала Кондо.

Однако, это было первое впечатление. Трук действительно был таким, как и прежде, но военная обстановка в южной части Тихого океана начала драматически и резко изменяться к худшему.

Встав на якорь, я направился на флагманский крейсер "Атаго" для представления командующему 2-м флотом адмиралу Кондо. При виде адмирала я был потрясен. Кондо славился на флоте своими безупречными аристократическими манерами. Всегда холеный, гладко выбритый, тщательно и элегантно одетый - он как бы являлся эталоном внешнего вида и поведения морского офицера, служа ярким примером для молодежи. Сейчас передо мной сидел изможденный и измученный человек. Я был ошеломлен так же, как совсем недавно при виде адмирала Нагумо. Кондо показал мне рукой на кресло.

Голос у адмирала был хриплый, слова он произносил медленно и с большим усилием.

- Хара, - сказал он, - поздравляю вас с повышением. Но дела идут скверно. Могу только сказать - действуйте с крайней осторожностью, берегите себя и своих людей.

Я ожидал чего угодно, но только не такого приветствия от своего командира. Это было столь неожиданно, что я не нашелся с ответом. Между тем, адмирал с горечью продолжал:

- Мы так нуждаемся в кораблях, что три ваших эсминца пришлось временно передать в другие дивизионы. Возможно, что не ранее, чем через несколько месяцев вам удастся собрать все свои корабли.

Видимо, на моем лице появились какие-то признаки разочарования и недовольства, поскольку Кондо сказал:

- Самое главное, не проявляйте нетерпения, Хара. Я намерен вообще вас никуда не выпускать по меньшей мере месяца три, пока вы не обучите, как положено, свои экипажи и не ознакомитесь с изменившейся обстановкой.

Я засел за изучение штабных документов за прошедшие пять месяцев. Наиболее крупным событием за этот период была эвакуация Гуадалканала. Еще находясь дома, я услышал по радио сообщение Императорской Ставки, говорящей о новой, блестящей победе нашего флота, одержанной у Гуадалканала. В сообщении слова "эвакуация" и "отступление" было заменено словом "теншин", означающим "изменение направления наступления".

4 января 1943 года Императорская Ставка отдала приказ об эвакуации до конца месяца всех наших войск с Гуадалканала.

Американская разведка, которая так успешно действовала при раскрытии японских планов перед сражением у Мидуэя, абсолютно ничего не сумела узнать о планах эвакуации Гуадалканала. Это еще одна из загадок войны, оставшаяся для меня совершенно непонятной. Это тем более непонятно, если учесть, что противник обладал абсолютным господством в воздухе в районе Гуадалканала.

30 января японское оперативное соединение, состоявшее из двух авианосцев, двух линкоров и примерно двух десятков других боевых кораблей вышло с Трука, направляясь к Гуадалканалу, чтобы своими действиями отвлечь внимание американского флота. А накануне, вечером 28 января, армейское подразделение из 300 человек было высажено на остров Рассела - чуть западнее Гуадалканала.

Нет необходимости говорить, насколько гарнизон Гуадалканада радовался своей предстоящей эвакуации. Страдая от голода, болезней и нехватки боеприпасов, они доблестно противостояли превосходящим силам прекрасно снабжаемого противника.

В ночь на 1, 4 и 7 февраля 22 эскадренных миноносца, подойдя фактически к самому берегу, взяли на борт 12 198 армейцев и 832 морских пехотинца. Экипажи эсминцев были ошеломлены при виде этих людей, напоминающих живые скелеты. Они не ели уже в течение многих дней и были настолько истощены и слабы, что не в силах были даже радоваться своему спасению.

Эвакуация войск с Гуадалканала прошла с феноменальным успехом. Японские потери составили только один погибший эсминец "Макигумо". Три других эсминца были повреждены. Таков был итог этой шестимесячной операции, оставившей в джунглях острова на вечное гниение 16 800 трупов японских солдат, а в омывающих его водах - десятки погибших кораблей и тысячи моряков. Япония проиграла сражение за Гуадалканал.

Затем я стал изучать рапорты о положении на Новой Гвинее. Они были столь же унылыми. Армия пыталась провести маршем пехотную дивизию от Буны через горы Овена Стенли к порту Морсби на восточном побережье Папуа. Большая часть войск погибла в горах. Пока флот занимался Гуадалканалом, экспедиционные силы армии вымерли от голода в Папуа. А противник, начав наступление через джунгли Новой Гвинеи, захватил 9 декабря 1942 года Гону, 14-го - Буну, а через четыре дня - Маданг и Вивак.

Гораздо больше, чем описание вымершей от голода и болезней армейской группировки в Папуа, меня потрясли донесения о совершенно невероятном поражении нашего флота в море Бисмарка.

15 ноября два самых крупных японских аэродрома на Новой Гвинее в Лае и Саланае были переданы армии. Армия, тем временем, решила усилить свои позиции на Новой Гвинее переброской туда еще одной дивизии, взятой из Рабаула. Эта дивизия была погружена на восемь транспортов, которые 28 февраля вышли из Рабаула под эскортом восьми эсминцев. Командующему конвоем контр-адмиралу Масатоми Кимура было обещано достаточное прикрытие с воздуха на переходе к Новой Гвинее. Но ни одного самолета прислано не было, и все светлое время суток 2 марта, а также на следующий день более сотни бомбардировщиков и торпедоносцев противника, не встречая никакого сопротивления, атаковали конвой, утопив все восемь транспортов и четыре эсминца. В результате погибло более 3500 солдат.