Павел Огурцов - Конспект

Мама нигде не работала. Она предложила нас столовать, мои товарищи охотно согласились, и три раза в день мы собирались за столом в тени деревьев у входа в квартиру Аржанковых. Александр Николаевич, услышав, как мы делились впечатлениями от гор, предложил нам прогулку на какую-то гору недалеко от Нальчика, название которой я давно забыл, известную тем, что с ее вершины был хорошо виден главный хребет Кавказских гор, и в ближайший выходной день мы туда отправились. Утро — ни солнечное, ни пасмурное: небо, как белесой пленкой, затянуто тончайшим облачным слоем, безветрие, тени еле заметны, даль не видна и свет слепит глаза больше, чем в солнечный день. Мы идем в надежде, что погода разгуляется. Перешли подвесной деревянный мост через Нальчик — он чуть подрагивал, когда мы по нему шли, и хорошо дрожал и качался, когда по нему проехала грузовая машина. Углубились в холмы, похожие на застывшие зеленые волны, казавшиеся бесконечными. Вверх-вниз, вверх-вниз среди зарослей кизила, а потом — в густом лиственном лесу. Шли долго. Взобрались вслед за Аржанковым на вершину высокого холма, на поляну, покрытую сочной травой с цветами, окруженную лесом, и растянулись на траве. Аржанков ходил по поляне, поворачивал голову направо, налево, вглядывался в даль, которая по-прежнему не была видна, и объявил, что не видны ориентиры и мы, наверное, заблудились. Нас это не расстроило, нам было здесь хорошо, и мы продолжали лежать, изредка переговариваясь. Наконец, Женя Курченко поднялся. Мы были голые по пояс и увидели, что спина Жени — сплошь в каплях крови. Вскочили — и наши спины в таких же каплях, но это была не кровь, а сок раздавленной земляники. Даже не представляли, что может быть такое ее количество. Уж мы ели, ели... Захотелось и с собой взять. Но во что? Обложили газетами матерчатую сумку, расперли ее палками и насобирали полную. Поели то, что принесли с собой, и направились в обратный путь. Но в какую сторону идти, если кругом — одинаковые бесконечные холмы и больше ничего, а небо по-прежнему такое же белесое? Идти надо на юг, но где юг? Мох на деревьях — с северной стороны, но мха нет. Посмотрели на Аржанкова, но он молчит, значит, ориентируется не лучше нас. Ветра нет, листья не шелохнутся.

— А ну, тихо! Замрите! — командует Женя Курченко. Замерли. Иногда слышится жужжанье насекомых, и больше ничего.

— Тихо, тихо! — говорит Женя. Нет, не доносится шум горной реки, значит далеко от нее ушли.

Пошли вниз. Чего тут стоять? — говорит Толя Мукомолов. Внизу между холмами душно, сыро, местами грязь и лужи, и вдруг Жора Пусанов стал кричать:

— Мох! Мох! Мох!!

Наверное, так кричал матрос Колумба, увидевший землю. Бросились к Жоре. Он сидел на корточках и пальцем тыкал в мох.

— Вижу мох! — закричал Моня Драгуль, и мы стали хохотать.

Идти на юг или идти к речке? Посоветовались и решили идти склонами — так ближе. Шли долго, устали, прилегли на склоне холма. Самые сильные и неугомонные, Женя Курченко и Жора Пусанов, забрались на его вершину и оттуда закричали «Река, река!» «Река, река!» — возбужденно говорили они, спустившись, и махали руками в сторону реки.

— Видели?

Нет, но слышали. Наверху слышно. Вышли к речке и пошли вдоль нее. Быстро темнело. Ни луны, ни звезд. Спотыкаемся о корни и камни, но нам весело и на душе легко. Вдали, на другом берегу показались огни парка. В городе, прощаясь с Аржанковым, отдали ему для детей землянику.

В столовой кормят вкусно, дешево и без очередей. Столоваться у мамы накладно — мы отказались. Магазины и базар полны продуктов. Женя Курченко и я отправили домой посылки — сало, копченые колбасы, мясные и рыбные консервы. В городе много погребков, павильонов и будочек, в которых продают сухое вино. В жару после стройки приятно выпить по стакану терпковатого Кизлярского.

Много гуляем, больше всего — в парке. Прихватываем и рабочее время: мы уже хорошо знаем и проект, и стройку, которая — как мокрое горит, с частыми простоями, и сидеть там целыми днями ни к чему. Сначала смывались со стройки боязливо, но однажды встретили в парке нашего прораба. Он ехал на велосипеде и, увидев нас, с велосипеда соскочил. Лет сорока, поджарый и такой загорелый, что кажется поджаренным.

— Ну, и правильно, — сказал он заплетающимся языком. — А то вижу — стройка стоит, а они там киснут, будто им за это деньги платят. Гуляйте, ребята, не стесняйтесь и ни черта не бойтесь.

Он положил велосипед на аллею и стал нам по очереди пожимать руки.

— Симпатяги вы, ребята, — сказал он восторженно и зашатался, так что пришлось его поддержать. — Ну, я еду купаться. — Он поднял велосипед, несколько шагов пробежал с ним, вскочил на него и поехал, беспрерывно нажимая на звонок, хотя, кроме нас, на аллее — ни души.

— Как молния, — сказал Моня.

— Ну, не сказал бы, — ответил Жора.

— А ты посмотри внимательно, — настаивает Моня. — Как молния: зигзагами.

Интересно купаться в горной речке. Заходишь осторожно: течение норовит сбить с ног, а под ногами — скользкие обкатанные камни. Впереди — Женя и Жора. Все балансируют руками. Толя, Мотя и Моня, получившие немало синяков, предпочитают вползать в воду на четвереньках. Жора оглядывается, хохочет и шлепается. Сядешь лицом против течения, обопрешься о дно руками, но долго не выдержишь: обжигающе холодная вода пытается тебя повалить да еще лупит камнями. Согреемся на берегу и снова лезем за острыми ощущениями.

Классическая колоннада оформляет главный вход в парк. Она банальна и не вызывает никаких эмоций. Но вот вечером мы к ней подходим. За парком и в то же время над ним возвышаются белые громады гор, и на их фоне колоннада выглядит такой жалкой и ничтожной, что мы от неожиданности задерживаемся у входа.

— Лягушка на лугу, увидевши вола, задумала в дородстве с ним сравняться, — декламирует Толя. — Она завистлива была...

— А давайте на них навалимся и повалим, — говорит Женя.

— Правильно, — говорю я. — Руины здесь будут уместней.

— Нет, это черт знает что, — возмущается и даже фыркает Мотя. — Не понимать элементарных вещей! Надо не пытаться спорить с горами, а... а... надо было сработать на контрасте — распластать вход...

— Наверное, из Москвы, — слышим мы вдруг, видим, что окружены людьми, и углубляемся в парк.

Прихожу за Лексенкой, чтобы с ней погулять. Мама спрашивает:

— Вы не слышали, говорят — из Москвы приехала комиссия, проверяет, как застраивается Нальчик?

— Нет, не слышали. Такая комиссия наверняка зашла бы к нам на строительство... — Тут я осекся и с трудом сдерживаю смех.

Когда ложились спать, вспомнил и рассказал о комиссии.

— Да ты что?..

— Вот это да!

— Вот что значит провинция! — говорит Толя.

— А еще столица, — с упреком в голосе говорит Мотя. — Не хотел бы я жить здесь постоянно.