Павел Огурцов - Конспект

Отдав письмо пожилой женщине, открывшей мне дверь, возвращался по Пушкинской, заглядывая в поперечные улицы. В одной из них у двери большого особняка увидел вывеску харьковского областного отдела архитектуры. Интересно! Зайти или нет? Открылась дверь, на крыльцо вышел Сергей Николаевич Турусов, увидел меня и остановился.

— Горелов? Ну, здравствуй! С фронта?

— С Урала.

— Совсем приехал?

— Совсем. Проездом в Киев.

— Зайдем, поговорим. Пока мы шли через коридор и приемную, он продолжал спрашивать.

— Ты, кажется, харьковчанин?

— Харьковчанин.

— Есть где жить?

— Негде.

— Но на первое время зацепиться найдется где?

— Не надолго. Жду жену.

А, Стежок! Подошли к двери с табличкой «Начальник отдела». Идти к начальству я не собирался и остановился. Турусов открыл дверь.

— Проходи, проходи. — Он стал меня подталкивать. — Там и поговорим.

В кабинете никого не было. Турусов, не раздеваясь, расстегнув пальто и сняв шапку, сел во главе стола. Значит, он и есть начальник.

— Садись. Я сел, не раздеваясь, только снял шапку.

— Иди ко мне работать.

— Сергей Николаевич, я хочу на проектную работу.

— Вообще, конечно, лучше начинать с проектной, но в такое время тебе лучше сначала поработать у меня. Поработаешь у меня — получишь квартиру года через два, ну, максимум — через три. Не комнату, а квартиру. Тогда и пойдешь на проектную работу, хоть в Гипроград. А пойдешь сейчас на проектную работу — будешь ждать квартиру годами — десять, пятнадцать лет. Опытные, известные архитекторы сидят без квартир и неизвестно когда получат. Город разрушен, а квартиры нужны всем. Я знаю, что говорю. Ну, так как?

— Сейчас я вам ответить не могу — мне надо ехать в Киев.

— Зачем?

— Я еду по вызову наркомата коммунального хозяйства и должен туда явиться.

— Этот наркомат архитектурой и архитекторами больше не занимается и тебе там делать нечего.

— Я знаю. Оттуда меня, конечно, направят в управление по делам архитектуры.

— Да с управлением я сам договорюсь, можешь не сомневаться. И ехать тебе нет никакой надобности.

— Неудобно перед Табулевичем. Если бы не он, я бы все еще сидел на Урале.

— Тебя Табулевич вызвал? Откуда он тебя знает? Ну, что, опять сказать — я его племянник? Турусов, конечно, поверит.

— Мы познакомились в сорок втором году.

— Ну, хорошо. Сейчас я напишу записку Головко — это начальник управления по делам архитектуры. Он мне не откажет.

— Ну, как, договорились? — спросил Турусов, отдавая мне записку.

— Еще не знаю, решу в Киеве.

— Дело твое. Будешь выбирать — не забывай о квартире. И поскорей возвращайся — работы невпроворот. Извини, я спешу.

Вышли вместе. Я спросил о Бекетове.

— Умер. Здесь, в Харькове. Говорят, от голода.

— А Белореченко?

— Не знаю.

Собирался вернуться трамваем, но после встречи с Турусовым шел не спеша — надо было подумать. У Турусова работать не хочется, очень не хочется. Я помнил, как он руководил в институте студенческими работами. Его идея всегда самая лучшая и указания — категорические: только так! Инициатива и любые варианты допускались в пределах этих указаний. Турусов мне не симпатичен, он это чувствовал и никогда не включал меня в группу, которой руководил. Я никогда так не работал, и работать не стану. Неужели он надеется подчинить меня своей воле? Вряд ли. Он умен и должен понимать, что это ему не удастся. Нет других архитекторов, и приходится брать Горелова — вот в чем дело. А вернутся те его ученики, для которых он был кумиром, и Горелов может идти на все четыре стороны. Он даже поможет устроиться на проектную работу, куда захочу, хотя бы в тот же Гипроград. Квартира — вещь соблазнительная, для нормальной жизни — необходимая, но так ли всемогущ Турусов как он говорит? Предположим, со временем ему удастся выбить пару-другую квартир для своих сотрудников, но они, конечно, достанутся послушным исполнителям: он не производит впечатления человека, который твердо держит данное им слово. К Чепуренко я бы пошел, но Чепуренко никогда не пойдет на административную работу — это ясно. Да и что собой представляет эта работа? Переписка, совещания, заседания. Нет, уж куда лучше проектировать.

А в Гипроград мне путь закрыт: там эти. Я понимаю — они везде, и куда ни поступи — таких сотрудничков не избежать. Но в других местах они меня не знают, а сунься в Гипроград, и тот же работник архива, который когда-то меня вызвал, — он пожилой, значит, в армии не был и, наверное, продолжает работать в Гипрограде, а по совместительству — в НКВД, — и сообщит туда, что к ним поступил Горелов, тот самый. И никакой гарантии, что они снова за меня не примутся. Нет уж, сыт по горло! И, вообще, мне, наверное, лучше в Харькове не работать и не жить. Горько об этом думать, да что поделаешь? Грустно на этом свете, господа!

В этот вечер больше меня расспрашивали о нашей жизни в Нальчике и на Урале, и жизни Марийки в Рубцовске, о ее сестрах, о том, что я знаю о Кропилиных, спросили об Аржанковых — скупо и сухо, а потом — о наших планах.

— Выходит, в Киеве будешь заново получать назначение? — спросил Сережа.

— Выходит так.

— А где ты хотел бы устроиться?

— Это решится в Киеве. Думаю, что в нынешних условиях выбор будет большой, только попасть в Киев, Харьков, Одессу, Львов надежды почти нет.

— Почему? — спросили они дружно.

— В большие города все хотят. Я — начинающий, считайте — только институт окончил, таких много, а еще будут опытные архитекторы, демобилизовавшиеся и вернувшиеся из эвакуации.

— Конкуренция солидная, — заметила Клава.

— В большие города — да.

— А ты все-таки попытайся получить назначение в Харьков, — сказала Галя.

— Это было бы хорошо, — сказала Нина. — Ты старайся.

— Стараться я буду, — говорю я и думаю: не могу я им сказать, почему мне лучше не жить в Харькове.

— Если не удастся в Харьков, — говорит Сережа, — то хоть поближе к Харькову, чтобы чаще видеться.

— Это и мое желание, только в Донбасс не хочется.

— Хватит с тебя Донбасса! Пожил там – и хватит. Будто других городов нет. Лишь бы поближе к нам, — сказала Лиза.

— А когда ты Марийку ждешь? — спросила Галя.

— Думаю, — летом. Ребенок еще очень маленький чтобы раньше ехать.

В воскресенье все заняты: кроме повседневной бесконечной работы — топка, покупки, стряпня, мытье посуды, уборка, еще накапливаются разные дела и откладываются до выходного. Сережа до завтрака сбегал, — это его выражение, — на базар. Клава и Галя отправились на толкучку в надежде купить что-то из вещей. Нина сходила в магазин и занялась постирушкой, я выгреб золу, принес дрова и уголь и наносил воду.

За завтраком Нина стала подниматься из-за стола, но Лиза ее остановила: