Николай Харламов - Трудная миссия

Самолет поднялся очень высоко и взял курс прямо на юг. Летели над огромными горами, над местами без каких-либо признаков жизни. Через час сделали посадку в местечке Султан-абад. Тут же одноименное озеро. Аэродром, на котором приземлился самолет, покрыт такой колючей травой, что по ней небезопасно ходить. Приняв какой-то груз и заправившись горючим, самолет снова поднялся в воздух.

Было холодно, но, когда в районе Багдада пошли на посадку, стенки самолета быстро нагрелись и в салоне снова стало душно. Мы рассчитывали на аэродроме Хабаниа подышать свежим воздухом и предвкушали завтрак, который нам обещал экипаж. Но, выйдя из самолета, мы почувствовали, что попали в настоящее пекло. Кругом пустыня, солнце жжет немилосердно, ни малейшего дуновения ветерка. Температура, как нам сказали, около 60 градусов. Нас встретили какие-то военные в шортах и шлемах и повезли на автомашине в столовую. Здесь удалось отдохнуть: в помещении с множеством вентиляторов было прохладно. Ели рисовый бульон с мелко нарезанными кусочками мяса, пили пресную воду, которая доставляется сюда из другого места. Хлеба нам не дали, - видимо, не полагалось. Официанты, узнав, что мы русские, разглядывали нас как диковинку, а когда мы уходили из столовой, приветливо махали салфетками. Снова садиться в самолет было не совсем приятно, потому что алюминиевые скамейки нагрелись настолько, что пришлось подкладывать пальто. Но по мере того как самолет поднимался, он остывал и дышать становилось легче.

С Хабаниа мы пошли прямо на запад. Потом летели над Сирийской пустыней. Казалось, все тут мертво. Куда ни взглянешь, песок, только песок! Пересекли Трансиорданию, Палестину, потом показалось Мертвое море. Оно действительно мертвое: тихое, совершенно гладкое, как будто сковано льдом; вода серо-молочного цвета.

Мы летели над Суэцким каналом. По обе его стороны пролегли асфальтовые трассы; много зелени, расположенной причудливыми квадратиками. По каналу двигалось множество судов.

Быстро наступил вечер. Перед нами сверкнул огнями огромный город. Это был Каир. Самолет приземлился, и нас встретили представители английского посольства. В таможне аэродрома шла тщательная проверка паспортов. Со времени вылета из Москвы на наши паспорта лег пятый по счету штемпель.

Нас разместили в отеле "Мен-хауз". Утомленные перелетом и зноем, мы заснули как убитые.

Утром, сразу же после завтрака, И. М. Майский отправился во дворец короля, а я пошел осматривать город.

Яркое и горячее солнце уже высоко стояло в сине-голубом, каком-то совершенно бездонном небе. Ни облачка, ни тени! На улицах города жизнь уже кипела пестрой и мутной волной. Английские солдаты и египтяне в белых балахонах до пят, американские "паккарды" и крошечные, тяжело нагруженные ослики, шикарно одетые европейские дамы и полуголые ребятишки темнокожие, крикливые, с перемазанными лицами, - все это как-то странно и непонятно перемешалось.

Мои познания о Египте того времени были невелики.

Я знал, что страной правит реакционнейший король Фарук, который заигрывал с Гитлером и Муссолини. Но на дворе стоял сорок третий год. Позади были Сталинград и Курская битва. И египетская сторона пожелала установить дипломатические отношения с Советским Союзом. Воспользовавшись своим пребыванием в Каире, И. М. Майский намеревался встретиться с главой правительства Египта Наххас-пашой.

Вернувшись из дворца короля, Майский сообщил мне, что все государственные деятели уехали в свои летние резиденции на берегу моря. Наххас-паша находился в Александрии.

- Придется лететь туда, - сказал Майский. - Ну как, Николай Михайлович, составите мне компанию?

Я заколебался. Но Майский продолжал уговаривать, нажимая главным образом на мои "морские струны".

- В Александрии только что построен новый порт: вам его будет полезно посмотреть.

После такого довода я согласился. Майский куда-то позвонил, и в наше распоряжение был предоставлен самолет.

В Александрии нас встретили с исключительным гостеприимством. И дело было, конечно, не в наших персонах.

Весть о блестящей победе советских войск под Курском, Орлом и Белгородом опередила нас. Английские моряки говорили об этом величайшем сражении, не скрывая своего восхищения. Эль-Аламейн был перед Курской битвой бледной тенью. При всей национальной чувствительности, англичане говорили об этом вслух.

Александрийский порт поражал прежде всего размерами акватории. Цепочка невысоких холмов опоясывала линию берега, изогнувшуюся дугой на многие десятки километров. Англичане (разумеется, руками египтян) построили действительно прекрасные причалы и пирсы, склады и систему оборонительных сооружений. На рейде дремали суда с флагами многих стран мира.

В сопровождении английских морских офицеров я отправился осматривать порт и бухту. Строительство порта обошлось союзникам довольно дорого. Проектировщики, видимо, допустили какой-то просчет, поскольку сооружения все время заносило песком, и это причиняло эксплуатационникам массу хлопот.

Во время осмотра бухты к нам подошел катер. Молодой офицер-англичанин, красивый и стройный, убедившись, что перед ним советский адмирал, сообщил: командующий Средиземноморским флотом его величества адмирал Каннингхэм просит пожаловать на обед. Не знаю, каким образом командующий узнал о том, что я нахожусь в его водах, во всяком случае, отказываться не принято. Тем более что мне было любопытно познакомиться с этим человеком. После того как под его командованием в районе Сицилии был разгромлен итальянский флот, в Англии имя адмирала Каннингхэма попало на первые полосы газет.

В этом бою адмирал принял смелое решение: поскольку командующий итальянской эскадрой старался уйти от боя, Каннингхэму необходимо было настичь его и войти с ним в огневое соприкосновение. Но из-за крупной волны эсминцы английской эскадры не могли развить высокую скорость. Тогда Каннингхэм послал крейсера и линейные корабли вперед, и они разгромили итальянскую эскадру.

Разумеется, Каннингхэм шел на риск, оставив крупные корабли без прикрытия эсминцев. Итальянцам ничего не стоило бы их потопить. Но победителей, как говорят, не судят.

Вероятно, это был талантливый флотоводец: осенью 1943 года он станет первым морским лордом.

Каннингхэм находился на борту флагманского корабля. Мы обменялись рукопожатиями, и адмирал пригласил меня в каюту. Держался он с большим достоинством. За обедом не скупился на комплименты в адрес нашей армии и флота. Офицеры вторили своему командующему. После обеда мы остались одни.

- Я читал о вашей победе над итальянским флотом, - сказал я адмиралу. Вы приняли смелое и, я бы сказал, рискованное решение. А если бы противник бросил свои эсминцы на ваши тяжелые корабли?