Дмитрий Альперов - НА АРЕНЕ СТАРОГО ЦИРКА

На одном из первых представлений клоун Щербаков был навеселе и выступил с репризой, которая очень рассмешила публику, но не понравилась полиции. Щербаков рассказал, что гулял утром по городу и на одной из улиц увидел толпу народа. Оказалось, что в грязи тонет околоточный надзиратель. Люди суетятся, стараются помочь ему вылезти. Кто-то принес веревки и доски. Ничего не помогает. Тогда Щербаков подошел будто бы поближе и спрашивает: «в чем дело?» Ему отвечают: «Да вот околоточный надзиратель завяз в грязи и не может вылезти». Тогда Щербаков сказал: «Напрасно стараетесь, покажите ему три рубля – он сам из любой грязи вылезет».

Реприза имела большой успех. Но, как пишет отец: «Щербаков с первого абцуга обратил на себя внимание полиции. После представления его разыскивал пристав». 9 сентября отец записывает: «Бедняге Щербакову не везет. Полиция за каждую малость, его преследует. Он отчасти сам виноват, вооружает ее против себя». 10 сентября запись о том, что «губернатор под страхом закрыть цирк запретил дирекции ставить бенефис Щербакова. Работать же до жалованья разрешил, под расписку — ни звука не говорить на политические темы, а то из цирка в тюрьму».

Я привожу эти записи, чтобы показать, в каких условиях работали в то время артисты цирка. Главным образом условия эти отражались на работе клоунов, так как они были единственными артистами цирка, которые говерили с арены.

23 сентября состоялось последнее представление в Перми, цирк погрузился на пароход и отправился в Казань. Погода стояла прекрасная, и трое суток, проведенных на пароходе, были для нас праздником.

На первом представлении в Казани у отца получился конфликт с полицией. Шел номер «акробатические качели». Из комбинации тел клоуны делали качели. Партнер отца спрашивает его: «Ну как качается?» Отец отвечает: «Как наша конституция»,

«Дежурный пристав 4-й части, — записывает отец, — заявил претензию на меня директору за фразу — конституция. Вот и разберись: что можно в Питере при министрах, того нельзя в Казани при приставе 4-й части». Запись от 30 сентября гласит: «Брат вчерашнего пристава сегодня дежурил и привез от полицмейстера приказание под ответственностью немедленной высылки из города и закрытия цирка ни слова не говорить на политические темы. Интереснее всего то, что вся наша администрация на стороне полиции. Получается отвратительное положение: полиция молчит — дирекция хвалит, полиция протестует — дирекция порицает».

Приведенные мною выписки очень характерны и ярко рисуют ту общественно-политическую обстановку, в которой шла работа клоунов.

В Казани мы закончили работу поздней осенью. Начались холода, выпал снег, а мы все еще работали. Администрация выхлопотала разрешение устроить пять представлений с подарками. Тогда весь реквизит, вещи артистов и лошадей отправили в Самару. Артисты оставили себе только легкий багаж. Мы с матерью уехали вперед, отец остался доигрывать последние представления в Казани.

Цирк в Самаре еще не был готов. Строился он местными богачами-рыбниками братьями Калиниными. Здание было каменное и по тому времени для провинции грандиозное.

Открытие цирка состоялось только 1 декабря. Сорок дней труппа была в бездействии, так как полицмейстер все время назначал какие-то комиссии и подкомиссии для осмотра цирка. Делал он это потому, что дружил с державшим в Самаре театр антрепренером Чужбининым и оттягивал открытие цирка, который, конечно, был конкурентом театру.

Наконец, полицмейстер назначил испытание крыши цирка. Крышу нагрузили тысячепудовым грузом, она его выдержала. Губернатор разрешил открыть цирк, полицмейстер же подписил афишу в день открытия только в четыре часа дня.

Долгожданное открытие цирка состоялось. Директора и братьев Калининых встретили шумными аплодисментами. Во время своего номера отец сказал: «Кто мог подумать, что маленькая рыбка может построить такое здание». Отец намекал на строительство цирка рыботорговцев Калининых.

Последнее время отец стал пользоваться злободневными темами, беря и выискивая их из газет. Публике это очень нравилось.

На втором спектакле в антре отец прошелся по поводу самарского депутата Челышева. Намек его вызвал бурные рукоплескания всего цирка. Отец целую минуту должен был ждать, пока публика успокоится. Когда же отец упомянул о кадетском депутате Родичеве, исключенном на пятнадцать Заседаний из Государственной думы, публика так наэлектризовалась, что все антре начинались и кончались громом аплодисментов.

У отца опять появилось много друзей», и он с горечью записывает: «Откуда и старые и новые знакомые взялись? И ужины, и шампанское. А то сорок дней ни одного чорта не видно было. Вот она, минутная слава артиста, Все и все для тебя, пока ты наарене, вне ее хоть с голоду умри».

Политические вставки и злободневные темы, не прошли отцу даром. На шестом представлении перед самым выходом ему было заявлено: «Под ответственностью высылки из города в двадцать четыре часа не касаться ни общеполитических, ни местных тем…»

Отец пишет: «Заявление неожиданностью меня обескуражило, повлияло на весь ход сегодняшней работы. Антре прошло отвратительно».

7 декабря отец объясняется с полицмейстером: «По мнению его, — пишет отец, можно ими пользоваться (злободневными темами), но «не напирая на педаль, и главное не касаться полиции» и «жить с ней в ладу».

После первых представлений сборы в цирке упали. Мешал театр, где шли «Черные вороны», делавшие битковые сборы [33] «Черные вороны» — пьеса В. В. Протопопова. Изъята из библиотек Союза как нехудожественная и порнографическая. Изд. в 1908 г. журн. «Театр и искусство». .

«Сборы в цирке — слезы, — пишет отец, — в таком богатом здании, когда мало публики, то просто жутко».

В один из таких дней Бернардо вышел с репризой к дрессировщику Блинову, выступавшему с номером «Лошадь-артиллерист». Лошадь Блинова сама стреляла из пушки. Реквизитор спьяна зарядил ружье, которое вкладывалось в пушку двойным зарядом. При выстреле оторвался запал, и им убило наповал сидевшего в пятом ряду матроса. Бернардо случайно остался жив. Реквизитора арестовали и на суде дали пять лет каторжных работ.

Цирк посещался мало. Соболевскому приходилось платить артистам за сорок дней, в течение которых цирк не играл; сборы же все время были очень неважные. Дирекция пригласила гастролеров, но они мало помогли. Дела цирка поправились только тогда, когда начал свои гастроли борец Иван Заикин. Он работал с железом и тяжестями. Силой он обладал феноменальной. Он не только работал с гирями, но и гнул на руке браслет из полосового железа, а на плечах сгибал строительную балку. На грудь ему клали большого веса камень и разбивали молотком.