Дмитрий Альперов - НА АРЕНЕ СТАРОГО ЦИРКА

Текст «Прежде и теперь» сообщил отцу гармонист Петр Невский.

Когда мы приехали в Вологду, то Изако тотчас же предупредил нас, чтобы мы не касались политики, иначе цирк будет закрыт. Публика в Вологде, по выражению отца, «была мягкая, но с черносотенным душком». Мы с отцом стали разучивать «Прежде и теперь». Читали попеременно, каждый по две строки, отец о том, что было прежде, я о том, что есть сейчас.

Прежде деды наши жили лучше нас, хотя и были

Неученые.

А теперь у нас мальчишки понимают все интрижки.

Просвещенные!

Через два дня мы выступили с чтением и имели большой успех. Успех «Прежде и теперь» показал нам, что надо продолжать выступать с чтением. Отец заставлял меня каждый день разучивать разные стихотворения и декламировать их. «Разговор с рублем» читал он сам. Я привожу это стихотворение потому, что скоро его стали читать повсюду: в цирке, в шантанах, с эстрады. Но взято оно было цирком, конечно, с эстрады или из шантана. Отец выходил с серебряным рублем в руках или его ему подавали на подносе. В последнем случае он спрашивал, зачем ему этот рубль и от кого он. Шталмейстер предлагал отцу спросить об этом рубль. Отец подбрасывал рубль и начинал:

Скажи мне, стертая монета, откуда ты ко мне пришла?

Я жду подробного ответа. Где родилась и где была?

Чрез сколько рук ты проходила, что покупали на, тебя,

И много ль душ ты загубила? Интересует все меня.

Быть может, с горькими слезами и страшной злобой на судьбу,

Тебя добыть чтоб, вечерами мать продавала дочь свою?

Иль, может быть, тебя в казенку наш бедный пахарь притащил

И, распевая спьяну звонко, тебя он в день один пропил?

Откуда ты ко мне явился? Прошу тебя, скажи, целкач.

Когда ты только в мир явился, какой тебя схватил ловкач?

Ты бюрократу ли в награду впервые выдан был, друг мой?

Иль пенсию кому в отраду изобразил тогда собой?

Но ты, целковый, не желаешь и разговаривать, со мной.

А разве ты того не знаешь, что господин я над тобой?

Могу тебя забросить в реку, могу купить, что захочу.

На то и дан ты человеку. А впрочем… я шучу…

И т. д.

Стихотворение это было в те годы очень и очень, как говорили, модным. Было у нас с отцом много мелких реприз, но мало интересных. На политические же темы в Вологде говорить было нельзя, да и в других городах репрессиям мог подвергнуться не только тот, кто говорил, но и дирекция цирка. Артисты же были в полной материальной зависимости от дирекции.

В Вологде вскоре открылся чемпионат Петра Крылова [41] Надо отметить, что основная труппа цирка не любила чемпионатов французской борьбы, больших аттракционов или таких выступлений, занимавших целое отделение, какие давали братья Дуровы, так как тогда работа труппы отходила на задний план. . Сам Крылов был любопытный человек, и о нем стоит сказать несколько слов.

Он был раньше штурманом дальнего плавания. Всех людей он делил на «джентльменов» и «паразитов». Ходил всегда надутым и постоянно качал головой для того, чтобы шея у него была толще. Если при встрече кто-нибудь говорил Крылову: «Что-то ты похудел», Крылов становился его заклятым врагом. Он сейчас же надувался и говорил сердито: «Это вы, джентльмен, врете. Я только сегодня взвешивался и прибавился за неделю на два фунта с четвертью. Кроме того, я за последнее время не качаю».

Это «не качаю» означало, что он не тренируется с двухпудовыми гирями.

Он сиял, когда ему говорили, что он пополнел и что мускулы у него, как налитые, и сейчас же приглашал собеседника в кафе пить кофе. Как-то раз жена его Валерия, красивая, полная женщина, ему изменила с клоуном Бонжорно. Крылов узнал об этом, пришел в уборную и стал плакать, говоря: «Джентльмены, что же это такое? Валерия, шкура, мне изменила. Да хоть бы с человеком, а то двух пудов выжать не может!»

Крылов был очень силен, но большой трус.

Чтобы объявить населению о начинающейся борьбе, перед цирком и в городе на щитах расклеены были многокрасочные плакаты, отпечатанные за границей. Борцы изображены были при всех регалиях, жетонах и крестах.

И я сам наблюдал, как деревенские старушки подходили к плакатам, всматривались в них, крестились и говорили со вздохом: «Верно новые святые объявились».

Борьба, несмотря на рекламу, сборов не сделала. Дирекция стала вести переговоры с Владимиром Дуровым, братом Анатолия. В главе VI я уже рассказывал, со слов отца, как началась вражда двух талантливых братьев Дуровых. Говорили, что как человек, Владимир был лучше Анатолия. Разобраться в их вражде было очень трудно, так как оба они всегда жаловались друг на друга, а кто был прав, кто виноват — понять было нельзя.

В работе же они имели каждый свои достоинства. Анатолий как клоун-сатирик не имел конкурентов. Как дрессировщик зверей Владимир был выше Анатолия. У Владимира было очень много животных. Программа его была разнообразнее, и он мог дать большее количество представлений, постоянно меняя номера. У Владимира были редкие экземпляры животных. Был маленький слон, бычок-карлик, морские львы. Возил он с собой вагона четыре зверей, и, когда с вокзала их переправляли в цирк, это было лучшей рекламой, сборы были гарантированы. Но говорить он не умел; и на арене того апломба, какой был у Анатолия, у него не было. Братья постоянно крали друг у друга остроты и потом спорили, кто первый пустил остроту в ход.

Вражда их продолжалась до конца жизни обоих.

Владимир Дуров приехал по приглашению дирекции в июне 1910 года, и сборы во время его гастролей были хорошие. В это время мы с отцом получили предложение от Малевича из Одессы работать у него весь следующий зимний сезон. Сезон у Малевича должен был начаться 7 октября. Дать мы должны были два номера: акробаты и антре. Жалованье Малевич нам предложил хорошее — пятьсот рублей. Отец решил принять предложение Малевича, расстаться сейчас же с Изако и до октября работать по садам. Он оставил нас в Вологде, а сам поехал искать работу в Ярославль. Из Ярославля он хотел проехать пароходом в Нижний. План его удался, и в Нижнем он сговорился с Никитиными, которые пригласили нас до октября. Ехать надо было сначала в Казань, потом в Иваново-Вознесенск. Мы оставили часть багажа в Вологде у хозяина, чтобы не таскать его с собой, и уехали.

Я очень боялся моего первого дебюта в Казани. Там привыкли видеть отца с Бернардо — и вдруг выступать буду я. За номер с Костей я был спокоен и зпал, что он у нас пройдет хорошо. Но антре с отцом? Я волновался ужасно и не спал всю ночь. В Казани директором был Петр Никитин. Аким Александрович был в Нижнем на ярмарке.

Для дебюта нас с Костей поставили третьим номером в первом отделении. Выступать с отцом я должен был в первом отделениишестым номером. Акробаты Альперовы были уже два мальчика в белых костюмчиках. Работали мы в быстром темпе, восемь минут,