Отто фон Бисмарк - Мысли и воспоминания. Том I

Прочие европейские народы не нуждаются в подобном посредствующем звене для проявления своего патриотизма и своих национальных чувств. Поляки, венгерцы, итальянцы, испанцы, французы сохранили бы единство и сплоченность как нация при любой династии и даже при отсутствии таковой. Германские племена на севере, шведы и датчане, показали себя достаточно свободными от династической сентиментальности. В Англии внешняя почтительность перед короной составляет признак хорошего тона, и все партии, принимавшие доселе участие в управлении страной, признают нужным формальное сохранение королевской власти. Но я не думаю, чтобы народ распался или чтобы могли на деле проявиться такие чувства, как во времена якобитов, [596] Якобиты — сторонники восстановления на английском престоле династии Стюартов, свергнутой «славной революцией» 1688 г. Название свое якобиты получили по имени короля Якова II, правившего с 1685 по 1688 г. Восстания якобитов в 1715 и в 1745–1746 гг. окончились неудачей. Под «чувствами», о которых говорит Бисмарк, он подразумевает верность династии. если бы историческое развитие показало, что смена династии или переход к республике нужны или полезны британскому народу.

Преобладание чувства приверженности к династии и необходимость иметь династию как связующее звено для сплочения определенной части нации именем династии составляют специфическую особенность имперских немцев. Отдельные народности, сложившиеся у нас на почве родовых владений династий, состоят по большей части из разнородных элементов; их общая принадлежность основана не на общности по племени и не на общности исторического развития, но исключительно на факте далеко не всегда безупречного приобретения династией, по праву сильного или по наследству, в силу родственных отношений, наследственного побратимства (Erbverbruderung), или привилегий, полученных от императорского двора при выборах императора. Каково бы ни было происхождение этой партикуляристской сопринадлежности в Германии, ее результатом остается тот факт, что немец всегда готов бороться со своим немецким соседом и соплеменником огнем и мечом и самолично убить его, если в силу каких-либо споров, ему самому непонятных, последует соответственный приказ правящей династии. Исследовать вопрос о том, насколько оправдана и разумна эта особенность, не входит в задачу немецкого государственного деятеля до тех пор, пока эта черта проявляет себя настолько сильно, что с нею приходится считаться. Трудность искоренить эту особенность и игнорировать ее или теоретически поддерживать единство, не обращая внимания на эту практическую помеху, — все это нередко оказывалось роковым для передовых борцов за единство, особенно при попытках использовать благоприятную обстановку национального движения с 1848 до 1850 г. Я вполне понимаю приверженность нынешней партии вельфов [597] Велъфы — средневековый немецкий герцогский род, к концу XVII века сделались курфюрстами (см. прим. 5 к гл. I) Ганноверскими. После присоединения Ганновера к Пруссии (в результате австро-прусской войны 1866 г.) название «велъфов» получила партия, требовавшая восстановления самостоятельности Ганновера. к старой династии и не знаю, не принадлежал ли бы и я к этой партии, если бы родился староганноверцем. Но и в этом случае я не мог бы избежать влияния национального немецкого чувства и не был бы удивлен, если бы vis major [ непреодолимая сила] общенационального [сознания] беспощадно уничтожила мою верность и преданность династии и личные симпатии. В политике, и не только в немецкой, задача погибнуть с честью выпадает также на долю и других душевных побуждений, имеющих еще большее оправдание; неспособность выполнить эту задачу ослабляет до известной степени симпатию, которую мне внушает вассальная верность брауншвейгским курфюрстам. [598] Брауншвейгские курфюрсты — они же Ганноверские ( см. предыдущее примечание ).

Всюду, где немецкое национальное чувство вступает в борьбу с партикуляризмом, я вижу все же большую силу в первом: ведь сам партикуляризм, и прусский также, возник из возмущения против всенемецкой общности (das gesammtdeutsche Gemeinwesen), против императора и империи, путем отпадения от обоих, при поддержке папы, а впоследствии французов — в общем при чуждом романском содействии, неизменно и одинаково вредном и опасном для всенемецкой общности. Для устремлений вельфов на все времена остается определяющей первая веха на их историческом пути — отпадение Генриха Льва перед битвой при Леньяно, [599] В битве при Леньяно (Северная Италия) 29 мая 1176 г. император Фридрих Барбаросса, сражавшийся против союза ломбардских городов, потерпел крупное поражение. Генрих Лев, из рода Вельфов, могущественнейший вассал императора, отказал ему в помощи перед сражением; в этом заключалась одна из причин поражения императора. дезертирство по отношению к императору и империи в личных и династических интересах в момент самой тяжелой и самой опасной борьбы.

Династические интересы оправданы в Германии лишь настолько, насколько они приспособляются к общим национальным интересам империи, с коими они прекрасно могут итти рука об руку; владетельный герцог, по-старинному верный империи, при определенных обстоятельствах полезнее для общего дела (dem Ganzen), нежели непосредственные отношения императора к герцогским вассалам. Но если бы династические интересы стали угрожать нам новым раздроблением и бессилием нации, то их следовало бы свести к надлежащим размерам. Немецкий народ и его национальная жизнь не могут быть поделены, как частная собственность, между отдельными князьями. Я всегда был того мнения, что это соображение применимо в такой же мере к Бранденбургской династии, как к Баварской, Вельфской и прочим династиям. Если бы осуществление моих немецких национальных чувств требовало разрыва с бранденбургским владетельным домом и выступления против него, я оказался бы в отношении к нему безоружным; но историческое предопределение было таково, что моих талантов придворного оказалось достаточно, чтобы привлечь короля, а тем самым и его армию на сторону германского дела. Против прусского партикуляризма мне пришлось выдержать, пожалуй, даже более трудную борьбу, нежели против партикуляризма остальных немецких государств и династий, и эта борьба осложнялась для меня еще моей врожденной преданностью императору Вильгельму I. И все же, несмотря на сильные династические устремления императора, но, с другой стороны, благодаря его династически обоснованным национальным устремлениям, которые в решающие моменты всегда усиливались, мне в конце концов всегда удавалось привлечь императора на сторону германского направления нашего развития, даже тогда, когда со всех сторон настаивали на более династическом и партикуляристском направлении. В ситуации, создавшейся в Никольсбурге, [600] См. т. II, гл. XX и примечания к ней. мне удалось достигнуть этого лишь при содействии тогдашнего кронпринца. [601] В период Никольсбурга (1866 г.) кронпринцем был сын Вильгельма I, будущий император Фридрих III. Территориальный суверенитет [602] В средние века Римско-Германская империя распадалась на множество так называемых территорий — различного типа государственных образований, зачастую карликовых, но тем не менее обладавших — каждое в своих границах — почти всей полнотой высшей власти. отдельных владетельных князей в ходе немецкой истории приобрел неестественно большое значение; отдельные династии, не исключая Пруссии, сами по себе никогда не обладали по отношению к немецкому народу большим историческим правом на его раздробление в своих частновладельческих интересах, на суверенное обладание отдельными частями национального организма, нежели при Гогенштауфенах [603] Гогенштауфены — средневековый немецкий владетельный род; в XII–XIII веках занимал престол Римско-Германской империи. и при Карле V. Неограниченный государственный суверенитет династий, имперского рыцарства, [604] Имперское рыцарство — в средневековой Римско-Германской империи мелкое и среднее рыцарство, независимое от имперских князей и сохранившее непосредственную вассальную связь с империей. имперских городов [605] Имперские города — города средневековой Германии, непосредственно зависевшие от империи и имевшие свое представительство в имперском сейме. и имперских деревень [606] См. выше, прим. 13. представлял собой революционный захват за счет нации и ее единства. На меня всегда производил впечатление чего-то неестественного тот факт, что затерявшаяся в лесах и болотах граница отделяет нижнесаксонского жителя Альтмарка, у Зальцведеля, от нижнесаксонца в курфюршестве Брауншвейгском, у Люхова, — относит живущих по обе стороны нижне— саксонцев, говорящих на одном и том же нижненемецком наречии (plattdeutsch), к двум различным и подчас враждебным государственно-правовым образованиям, из коих одно управлялось из Берлина, а другое — раньше из Лондона, а затем из Ганновера; [607] Намек на Ганноверскую династию, короли которой занимали одновременно троны Великобритании и Ганновера. Только в 1837 г. эта уния прекратилась и на ганноверский престол вступил король, живший уже не в Лондоне, как его предшественники, а в Ганновере. одно стояло наготове, обратив глаза на Восток, другое — на Запад; что одни и те же мирные крестьяне этой местности, связанные между собою семейными узами, должны были при случае стрелять друг в друга: одни — во имя вельфско-габсбургских, другие — во имя гогенцоллерновских интересов. [608] Династия Вельфов занимала до 1866 г. престол королевства Ганновер, династия Габсбургов — до 1918 г. австрийский престол, династия Гогенцоллернов — до 1918 г. престол Прусского королевства (наряду с престолом Германской империи с 1871 г.). В австро-прусской войне Ганновер выступал на стороне Австрии, против Пруссии. Уже одно то, что это было вообще возможно, доказывает, с какой силой и глубиной влияет династическая приверженность на немца. Династии всегда оказывались сильнее прессы и парламентов; это подтверждено тем фактом, что в 1866 г. государства Германского союза, династии которых находились в сфере австрийского влияния, действовали, невзирая на национальные устремления, заодно с Австрией, и только те из них шли за Пруссией, которые находились «под дулом прусских пушек». Из числа последних, правда, исключение составили Ганновер, Гессен и Нассау, [609] В австро-прусской войне Ганновер, Гессен и Нассау выступили на стороне Австрии. ибо они считали Австрию достаточно сильной, чтобы победоносно отразить все притязания Пруссии. Им пришлось за это поплатиться, ибо не удалось убедить короля Вильгельма в том, что Пруссия, стоящая во главе Северогерманского союза, [610] Северогерманский союз — союзное государство, образованное после австро-прусской войны 1866 г. из 22 немецких государств во главе с Пруссией. Принятая на его учредительном рейхстаге в 1867 г. конституция была распространена с некоторыми изменениями на всю Германию после ее объединения в 1871 г., когда Северогерманский союз прекратил свое существование. См. т. II, гл. XXI. едва ли нуждается в расширении своей территории. Не подлежит, однако, сомнению, что и в 1866 г. материальная сила государств Германского союза была в распоряжении династий, а не парламентов, и что саксонцы, ганноверцы и гессенцы проливали кровь не за немецкое единство, а в борьбе против него.