Петр Хохлов - Над тремя морями

К исходу дня 6 августа закончился этап подготовки к вылету. Вновь в строю был пострадавший наш флагманский самолет. Теперь все зависело от состояния погоды в двух пунктах: остров Сааремаа и Берлин. Начальник метеослужбы ВВС КБФ капитан С. И. Каспин давал обнадеживающий прогноз на ближайшие дни. И все же генерал Жаворонков приказал - на морской аэродром Кихелькона, что на западном берегу острова Сааремаа, перебазировать две двухмоторные летающие лодки. Они предназначались для разведки фактической погоды по маршруту полета и на тот случай, если какому-то экипажу по непредвиденным обстоятельствам пришлось бы произвести вынужденную посадку на воду. Тогда ему придут на помощь летающие лодки Ч-2. Командовал этой лодочной эскадрильей капитан Ф. А. Усачев.

Погода имела теперь для нас первостепенное значение. И не только на маршруте полета и над целью. Над самим районом базирования тоже, в особенности же в час возвращения с боевого задания. В предрассветные часы августовских дней остров Сааремаа очень часто заволакивался радиационным туманом. Случись такое в час нашего возвращения - и мы окажемся в весьма затруднительном положении. Ведь запас топлива в самолетах будет на исходе.

Седьмое августа. Еще с утра С. Ф. Жаворонков объявил: "Сегодня вылет".

Инженерно-технический состав готовит самолеты. Все лишнее, ненужное для данной операции снимается с боевых машин. Бензобаки до краев заполняются горючим. Под самолетом подвешиваются бомбы.

Восемь ФАБ-100 подвешены к флагманскому кораблю, в кабины положены кипы листовок.

Вся работа идет с подъемом. Дело спорится. И везде видишь комиссара полка Г. 3. Оганезова. Утром он беседовал с инженерно-техническим составом у самолетов. Затем побывал в здании школы, где размещался летный состав пилоты, штурманы, стрелки-радисты. Переговорил чуть ли не с каждым.

Оганезова я застал беседующим с командиром второй эскадрильи капитаном В. А. Гречишниковым. У того - удрученный вид, что необычно для этого всегда жизнерадостного офицера. Глаза воспалены, на лице выступили красные пятна. Что-то неладно с ним? Да, случилось. Гречишников получил недобрые вести из дому. В родном городе Николаеве фашисты замучили его мать.

- Да, тяжко тебе, Василий, сочувствую твоему горю, - говорит Оганезов. - Счет у тебя к немцам - за мать.

- Только ли за мать, товарищ комиссар? А за жену! А за детей! - И Гречишников рассказывает еще одну тяжкую историю. В июне он вместе с женой и детьми проводил отпуск в белорусском селе Петрикове. 22 числа его, летчика, срочной телеграммой отозвали в часть. А жена Ксения с двумя детьми осталась у своих родителей. Село быстро оккупировали немцы. Что теперь с женой, с детьми? Живы ли они?

- Много бед на тебя навалилось, - вздохнул комиссар. - А может, не стоит тебе лететь сегодня в таком состоянии? Успокойся, приди в себя, а там,во втором полете...

- Да что вы, товарищ батальонный комиссар! - вспыхнул Гречишников, глаза его лихорадочно заблестели. - Да я пешком готов дойти до Берлина, чтобы поквитаться с гадами.

- Тогда лети, - Оганезов обнял летчика. - Лети, дружище, и бей фашистскую нечисть.

Потом я слышал, как комиссар разговаривал с двумя летчиками, и вспоминал все предыдущие встречи с ним и многие его замечательные дела, которыми он снискал всеобщее уважение в полку.

В наш полк Григорий Захарович Оганезов прибыл в самые первые дни войны. И мы сразу увидели в нем человека душевного, чуткого и простого. Всегда приветливый, с доброй улыбкой на лице, он располагал к себе людей, умел терпеливо выслушать каждого и дать деловой совет, теплым словом вдохновить человека, разделить с ним трудные минуты. Комиссар был горяч до дела. Он не знал ни минуты покоя. Везде успевал побывать, быть в курсе всего происходящего в подразделениях. Он вел переписку с семьями авиаторов, павших в боях за Родину.

Между командиром полка я комиссаром сразу же установилось взаимное доверие. Они во многом дополняли друг друга, действовали сообща, делили радости и невзгоды боевой жизни.

Григорий Захарович, как и все мы, горел желанием принять участие в полете на Берлин. Все эти дни он готовил к ответственному заданию авиаторов и себя самого. Но накануне генерал Жаворонков объявил комиссару полка.

- Вы, Григорий Захарович, остаетесь на месте. Столь неожиданное решение застало Оганезова врасплох.

- Товарищ генерал-лейтенант, пошлите меня хотя бы воздушным стрелком. Прошу вас, - обращался он к командующему.

Но Жаворонков оставался непреклонным:

- Останетесь здесь, Григорий Захарович. Аэродром ведь тоже боевой участок. По острову шныряют фашистские лазутчики, до нас добираются. Надо принимать меры. А слетать на Берлин еще успеете.

После завтрака летный состав еще и еще раз проверил правильность всех расчетов на полет. Потом был обед и с 14 до 18 часов отдых.

Командир полка назначил построение летного состава на 20.00 - сразу после ужина. К этому времени должен был возвратиться из полета на разведку погоды в море капитан Усачев, вылетевший на своем 4-2 в 15 часов. Мы с нетерпением ждали его. Усачев должен был доложить метеорологическую обстановку на море, сказать, что следует ожидать от погоды на ближайшие несколько часов, ибо от этих данных зависело теперь, лететь ли на Берлин или на запасную цель.

Я уже собрался отправиться на аэродром. И тут у помещения, где размещался летный состав, ко мне подошел начальник штаба третьей авиаэскадрильи майор М. И. Котельников. Я знал его как хорошего штурмана, много летавшего на тяжелых самолетах в сложных условиях и днем и ночью. Когда комплектовались экипажи нашей оперативной группы, он умолял включить его в авиагруппу хотя бы штурманом экипажа. И командир полка согласился.

Михаил Ильич Котельников был постарше меня и по возрасту и по званию. Я знал - в авиацию он пришел из кавалерии, где был командиром эскадрона и два года воевал с басмачами в Средней Азии. Имел прекрасный послужной список. За его плечами была школа летчиков-наблюдателей. В совершенстве освоил он штурманское дело.

Что же теперь волновало М. И. Котельникова? А вот что.

- Скажи мне по совести, Петр Ильич, долетим мы до Берлина?

- Не только долетим, но и отбомбим его по всем правилам. А ты что, сомневаешься?

- Да нет, но предчувствие какое-то, черт бы его взял.

- Бывает. - И, хорошо понимая его состояние, постарался уверить его в успехе полета.

Но уже надо было спешить на аэродром. Часовая стрелка приближалась к цифре "8". Мы ехали на автомашине. Из-за поворота лесной дороги в клубах пыли показалась идущая навстречу легковушка. Из нее вышел капитан Усачев.

- До параллели южной части острова, - докладывал он командиру полка, облачность шесть баллов с нижней кромкой 1300 метров. Видимость хорошая. Южнее этой параллели облачность становится плотнее, доходит до девяти баллов. Видимость пять километров. За пятьдесят километров до южной береговой черты моря начинается сплошная облачность, местами мелкий дождь. В заключение Усачев сказал: - Погода сложная, но лететь можно.