Петр Хохлов - Над тремя морями

- Ладно, вы убедили меня. Но все же проведем совещание с летным и инженерно-техническим составом оперативной группы.

Весь названный состав аэродромов Кагул и Астэ был собран. Генерал Жаворонков начал с сообщения о том, что Верховное Главнокомандование положительно оценивает полеты на Берлин. Но высказано пожелание подвешивать под самолеты крупнокалиберные бомбы ФАБ-500, ФАБ-1000. Хотелось бы услышать мнения по данному вопросу самих летчиков.

Мы, летчики, хорошо понимали необходимость применения бомб крупного калибра, как более эффективных, производивших большие разрушения в сравнении с малокалиберными. И в то же время сознавали, что это было бы сверх наших возможностей. Самолеты подымались с ограниченных по размерам грунтовых аэродромов, изношенные их моторы не давали нужной мощности. Наши полеты совершались на полный радиус действия, а внешняя подвеска крупнокалиберных бомб вызывает дополнительное сопротивление в воздухе и повышенный расход горючего. Поэтому успех полетов в этих условиях казался всем весьма сомнительным. Такие мнения и были высказаны на совещании.

И все же генерал Жаворонков для большей убедительности решил произвести эксперимент. Он дал распоряжение - на каждом аэродроме подготовить к очередному полету по одному самолету с подвешенными бомбами крупного калибра. Инженеру Г. Г. Баранову было поручено выбрать самолеты, которые еще не выработали установленный для них моторесурс. Баранов тщательно осмотрел их моторы, проверил формуляры и остановил свой выбор на двух. Он докладывал генералу Жаворонкову, что из всех имеющихся в наличии самолетов только два с условной гарантией могут взять на внешнюю подвеску либо по одной ФАБ-1000, либо по две ФАБ-500. Это самолеты капитана Гречишникова (аэродром Кагул) и старшего лейтенанта Павлова (аэродром Астэ).

С.Ф. Жаворонков отдал распоряжение: под самолет Гречишникова подвесить бомбу ФАБ-1000, а под самолет Павлова - две бомбы ФАБ-500.

...Очередной - третий по счету - вылет на Берлин. Старт на обоих аэродромах - одновременный.

На Кагуле первым выруливает на старт самолет капитана Гречишникова. Опытнейший пилот В. А. Гречишников подрулил к самой крайней черте стартовой полосы, чтобы иметь максимальное расстояние для разбега. Опробовал моторы и начал взлет. Всем нам было видно, как самолет пробежал большую половину взлетной полосы, а от земли не отрывается. Бежит и бежит. Прекращать взлет поздно. Ситуация, грозящая опасностью. Лишь у самой границы аэродрома удается оторвать самолет от земли, но у него нет достаточной скорости. Готовый каждую секунду упасть, самолет перевалил через изгородь и кустарник, снова коснулся земли, снес шасси, развернулся вправо и загорелся.

Все наблюдавшие за этим взлетом с дрожью ожидали: вот-вот взорвется бомба. Но вдруг увидели - из самолета выскочили три человека и бросились изо всех сил бежать в сторону, метрах в пятидесяти от самолета они упали на землю.

А где же четвертый член экипажа? Из горящего самолета раздался крик: "Спасите!" Те трое, что залегли на земле, мигом поднялись и вновь побежали к горящему самолету, вновь поднялись на борт и тут же выпрыгнули на землю вместе с четвертым, со всех ног убегая от места грозящей опасности.

Крик о спасении исходил от воздушного стрелка краснофлотца Н. А. Буркова. Что с ним произошло? Когда самолет ударился о землю, в его хвостовой части сорвалась радиостанция и придавила к полу воздушного стрелка. Без посторонней помощи он не мог выбраться из этой западни. Гречишников и его товарищи, презрев смертельную опасность, бросились на выручку и спасли четвертого члена экипажа.

Самолет сгорел. А бомба? К счастью, она не взорвалась.

Последовал приказ: полет на аэродроме Кагул отменяется.

А на аэродроме Астэ все шло своим чередом. Самолеты взлетали в воздух и уходили на цель. И вот вырулил на старт и начал взлет самолет старшего лейтенанта Павлова с двумя бомбами ФАБ-500. Пробежав всю длину взлетной полосы, он так и не оторвался от земли. Уже за чертой аэродрома ударился в препятствие и мгновенно взорвался. Весь экипаж погиб. Штурманом в нем был старший лейтенант А. К. Шевченко из нашего полка, прикомандированный к группе дальней авиации.

Так трагично закончился рискованный эксперимент с крупнокалиберными бомбами, против которого были все - от аэродромных специалистов и до наркома. С. Ф. Жаворонков донес наркому ВМФ о случившемся на аэродромах Кагул и Астэ и просил дальнейших указаний.

На рассвете 12 августа над аэродромом Кагул появилось несколько "Юнкерсов-88". С высоты 2000 метров они сбросили бомбы, которые, к счастью, не причинили нам ущерба. Наши истребители поднялись с опозданием и, не догнав вражеские бомбардировщики, вернулись ни с чем.

С того дня каждое утро и каждый вечер нас навещали большие группы самолетов противника. Теперь опасность подстерегала летчиков-балтийцев не только в берлинском небе, но и на пути к аэродрому, и на своей земле. В воздухе нас перехватывали истребители, а на стоянках осыпали бомбами и пушечно-пулеметным огнем "юнкерсы".

12 августа состоялся очередной полет нашей авиагруппы на Берлин. Самолеты взлетели за 40 минут до заката солнца. Для обеспечения взлета и сбора ударной группы в воздух были подняты истребители.

Как всегда, впереди шел флагманский корабль, пилотируемый Е. Н. Преображенским. В правом пеленге за нами следовал самолет В. А. Гречишникова. И я вновь думал о нем, о человеке, чудом уцелевшем двое суток назад при неудачном эксперименте. Гречишников пилотировал сейчас другой самолет, с другим экипажем. Прежний свой экипаж он оставил на земле, а сам, едва опомнившись от потрясения, вместе со всеми боевыми товарищами шел навстречу новым неведомым испытаниям.

Теперь мы летели по новому, несколько измененному маршруту. Он подлиннее прежнего, но зато давал возможность подойти к Берлину с юго-востока, где противовоздушная оборона противника была, по нашим сведениям, слабее. Прогноз предвещал хорошую погоду. Наверно, и то и другое отразилось на настроении Преображенского. Он был в хорошем расположении духа. Вздумал даже подшутить надо мной. Бросил не без ехидцы в микрофон: "Ну как твой ключ, Петр Ильич? На месте?"

А история с ключом такова. Как-то, вынимая карты из полетной сумки, я обнаружил на дне ее двусторонний гаечный ключ. И хотя ему там было не место, оставил. С ним дважды слетал на Берлин и подумал: "А ведь он счастливый!" А сегодня, перед самым вылетом, не обнаружил в сумке ключа. Меня аж в жар бросило - счастье улетучилось. Высунулся из кабины, кричу механику самолета старшине А. Н. Колесниченко: "Куда девался ключ из моей кабины? Срочно подайте его сюда". Преображенский смеется: "На что тебе этот ключ? Выруливать надо быстрее, а ты розыски затеял". А я свое: "Пока не найдут ключ, выруливать не будем". Механик открыл нижний люк моей кабины и протянул мне ключ. Убедившись, что это тот самый, я положил ключ-талисман на прежнее место, в бортовую сумку, и мы стали выруливать на старт.