Алиса Бейли - Неоконченная автобиография

Считается, что Близнецы похожи на хамелеона по своей природе, изменчивы по своему качеству и часто двуличны. Однако ко мне всё это не относится, несмотря на многие мои промахи, — возможно, меня спасает мой восходящий знак. Забавно, что ведущие астрологи приписывают мне разные знаки в качестве восходящего: Деву, потому что я люблю детей и стряпню и по-матерински опекаю организацию; Льва, поскольку я большая индивидуалистка (под этим они имеют в виду нелёгкий и властный характер), а также очень самосознательна; и Рыбы, поскольку этот знак является знаком посредника, или примирителя. Сама я больше склоняюсь к Рыбам, потому что мой муж — Рыбы, да и моя очень любимая старшая дочь также родилась под этим знаком, и мы всегда понимали друг друга так хорошо, что часто ссорились. Ещё я, несомненно, действовала как посредник в том смысле, что учение, которое Иерархия Учителей желала дать миру в нашем столетии, содержится в книгах, за которые я несу ответственность. В любом случае, каким бы ни был мой восходящий знак, я настоящий Близнец, и этот знак, очевидно, обусловил мою жизнь и обстоятельства.

Присущая мне с раннего детства склонность быть несчастной объяснялась несколькими факторами. Я была самой невзрачной в нашей исключительно миловидной семье, хотя и не дурнушкой. Меня всегда считали довольно глупой в школе и самой бестолковой в нашей умной семье.

Моя сестра была одной из самых красивых девушек, каких я когда-либо видела, она обладает блестящими умственными способности. Я всегда была предана ей, хотя она во мне не нуждалась, потому что была исключительно ортодоксальной христианкой и считала каждого, кто имел несчастье быть разведённым, распущенным человеком. Она доктор, одна из первых женщин в долгой 15]истории Эдинбургского университета, удостоившихся знаков отличия, причём — если мне не изменяет память — дважды. Ещё в юности она опубликовала три книги стихов, и я читала отзывы на эти книги в литературном приложении к “Лондон Таймс”, в которых её восхваляли как величайшую в Англии поэтессу того времени. Написанные ею книги – одна по биологии и другая по тропическим болезням – считались, по-моему, стандартными пособиями.

Она вышла замуж за моего двоюродного брата Лоренса Парсонса — выдающегося духовного лица английской церкви, бывшего одно время настоятелем в Кейп Колони.* Его мать была опекуном над моей сестрой и мной, назначенным Судом лорда-канцлера. Она была самой младшей сестрой моего отца, а Лоренс был одним из шести её сыновей, с которыми мы проводили время в детстве. Её муж, мой дядя Клэр, несколько строгий и суровый человек, был братом лорда Росса и сыном широко известного лорда Росса, упомянутого в “ Тайной Доктрине ”. Ребёнком я боялась его, однако незадолго до своей кончины он показал мне другую, малоизвестную сторону своей натуры. Его исключительной доброты ко мне во время первой мировой войны, когда я неимоверно бедствовала в Америке, я никогда не забуду. Он писал мне ободряющие, понимающие письма и давал почувствовать, что в Великобритании меня не забыли. Упоминаю здесь об этом потому, что думаю, ни его семья, ни его невестка, моя сестра, и не подозревают о тех дружеских, счастливых отношениях, который были между мной и моим дядей в конце его жизни. Уверена, что он никогда о них не рассказывал, да и я этого не делала.

Моя сестра позднее занялась исследованием рака и сделала себе блестящее имя в этой крайне необходимой области медицины. Я очень горжусь ею. Я никогда не переставала восхищаться ею, и если она когда-нибудь прочтёт эту автобиографию, хочу, что бы она знала 16]об этом. К счастью, я верю в великий Закон Перевоплощения, и когда-нибудь она и я наладим наши отношения.

Полагаю, одна из величайших мук в жизни ребенка — это отсутствие родного дома. Такое отсутствие самым серьёзным образом повлияло на мою сестру и на меня. Наши родители умерли, когда мне не было ещё девяти, причём оба — от туберкулёза (или чахотки, как его тогда называли). Страх туберкулёза давил на нас все детские годы, к нему добавлялось негодование отца по поводу нашего существования, особенно почему-то моего. Вероятно, ему казалось, наша мать осталась бы жива, если бы двое детей не истощили её силы.

Мой отец — Фредерик Фостер Ла Троуб-Бейтман, мать — Алиса Холлиншед. Оба принадлежали к древнему роду — семья отца уходит своими корнями в глубь столетий, в эпоху, предшествующую крестовым походам, а предки матери восходят к Холлиншеду — “Летописцу”, у которого, говорят, Шекспир заимствовал многие из своих сюжетов. Семейные древа и родословные никогда не казались мне имеющими сколько-нибудь реальную значимость. У каждого они есть, но лишь некоторые семьи вели записи. Насколько мне известно, никто из моих предков не совершил ничего особенно интересного. Они были людьми достойными, но, по-видимому, скучными. Как однажды выразилась моя сестра, “они столетиями сидели, уткнувшись носом в свою капусту”. Это был ладный, порядочный и культурный семейный ствол, но никто из принадлежавших к нему не обрёл ни хорошей, ни дурной славы.

Однако наш семейный герб очень интересен и, с точки зрения эзотерического символизма, необычайно многозначителен. Я совсем не разбираюсь в геральдике и в соответствующей терминологии, чтобы описать наш герб. Он состоит из жезла с крыльями на концах, а между крыльями видна пятиконечная звезда и лунный серп. Последний, конечно же, восходит к крестовым походам, в которых 17]некоторые из моих предков должны были принимать участие, но я предпочитаю думать, что весь символ олицетворяет крылья устремления и Жезл Посвящения, изображает цель и средства достижения, задачу эволюции и движущую силу, влекущую всех нас к совершенству — совершенству, которое в конечном счёте получает признание в обряде посвящения при помощи Жезла. На языке символизма пятиконечная звезда всегда означала совершенного человека, а лунный серп считается правителем низшей, или формальной, природы. Это азбука оккультного символизма, но интересно, что я нашла всё это собранным вместе на нашем семейном гербе.

Моим дедушкой был Джон Фредерик Ла Троуб-Бейтман. Он был знаменитым инженером, консультантом Британского правительства и ответственным в своё время за некоторые муниципальные системы водоснабжения Великобритании. У него была большая семья. Его старшая дочь, моя тётя Дора, вышла замуж за Бриана Бартелота, брата сэра Уолтера Бартелота из Стофем Парка в Пулборо, в Суссексе, а поскольку она была назначена нашим опекуном после смерти наших дедушки и бабушки, мы часто видели её с четырьмя её детьми. Двое из двоюродных братьев на всю жизнь остались моими близкими друзьями. Они были намного старше меня, но мы любили и понимали друг друга. Бриан (адмирал, сэр Бриан Бартелот) скончался всего два года тому назад, что стало подлинной утратой для меня и моего мужа, Фостера Бейли. Мы трое были близкими друзьями, и его писем нам очень не хватает.