Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм !

Выслав в город патрули, мы по совету штабс-капитана Скавронского возле насыпи Сумской ветки начали рыть окопы. Для этого мобилизовали жителей. В польский легион послали своего представителя. Полком этим командовал офицер Яцкевич. Мы пригласили его для беседы. Однако он не приехал, а прислал своего заместителя Черняковского. Тот и дал нам все необходимые сведения о своей части. Она формировалась еще в царское время и состояла из взятых в плен солдат австро-венгерской армии. Предназначалась для использования на фронте, но после Февральской революции застряла в Белгороде. Лишь небольшая часть легионеров имела винтовки австрийского образца. Да и к тем не было достаточного количества патронов.

По словам Черняковского, в полку насчитывалось около шести тысяч человек. Офицеры - старые, служившие прежде в австро-венгерской армии. Они едва ли сочувствовали Октябрьской революции. Зато с солдатами, видимо, можно было договориться - на выборах в Учредительное собрание большинство из них голосовали за большевистский список.

В результате переговоров с командованием легиона мы пришли к соглашению, что полк в оперативном отношении будет подчинен нам. Некоторые подразделения его используются для несения патрульной службы в Белгороде и выделения дозоров за пределы города.

Вместе с местным Советом и революционным штабом мы стали готовить Белгород к обороне. Приближался час встречи с ударниками. По нашим сведениям, их эшелоны были уже верстах в пятидесяти от Белгорода. Благодаря помощи железнодорожных телеграфистов, сообщавших нам самые свежие данные о противнике, мы имели довольно полное представление о его силах. Их ядром был батальон 1-го ударного полка, которым командовал белогвардейский подполковник В. Манакин, 2-й Оренбургский, 4-й и 8-й ударные батальоны. Численность всей этой группы достигала трех тысяч человек. На вооружении ее имелось пятьдесят пулеметов. К счастью, у неприятеля отсутствовала артиллерия.

Защитников Белгорода было в несколько раз меньше. Зато мы располагали бронепоездом, бронеплощадками и бронеавтомобилями и были уверены, что к нам обязательно придет помощь - о продвижении ударных батальонов уже знали и в Москве, и в Харькове.

Харьковский ревком прислал четыреста красногвардейцев и шестьдесят солдат, их сейчас же определили на позиции. Надеялись и на помощь польских легионеров...

Вечером в наш штаб с Белгородского вокзала позвонил телеграфист. Он сообщил, что получил сведения со станции Томаровка, находящейся в двадцати восьми километрах от Белгорода, - туда на паровозе прибыла разведка противника. Мы выделили пятнадцать матросов, приказав им по возможности взять вражеских лазутчиков живьем. Вместе с ними вызвался на операцию и поручик Хрусцевич, появившийся в нашем отряде, когда мы были в Москве. Выделенная группа прицепила к свободному паровозу теплушку и направилась в Томаровку. Паровоз шел с потушенными огнями. Остановился примерно в километре от станции. Дальше моряки пошли пешком в обход станции. А поручик Хрусцевич один продолжал двигаться по полотну. Он первым достиг Томаровки, на путях и на платформе никого не обнаружил. Решив, что неприятель уже уехал отсюда, он безбоязненно вошел в станционное помещение.

Едва Хрусцевич открыл дверь, как увидел направленный на него револьвер. Решительный голос предложил ему поднять руки. Поручик повиновался, понимая, что сопротивление бесполезно. Прапорщик - командир разведки - вытащил из кармана Хрусцевича старую офицерскую книжку и стал ее рассматривать. Видя, что имеет дело с кадровым офицером, он успокоился, опустил револьвер и возвратил документ Хрусцевичу. Поручик молниеносно выхватил свой револьвер и обезоружил прапорщика. А тут подоспели и матросы, захватившие на станции двух ударников.

Пленных посадили в теплушку, прицепили сзади трофейный паровоз и покатили обратно в Белгород. Захваченных сразу же допросили. Они не стали запираться и рассказали все, что знали. Зато начальник разведки всячески пытался запутать нас, вел себя вызывающе и даже угрожал.

Солдат мы отпустили, посоветовав им никогда больше не воевать против Советской власти. А прапорщика пришлось расстрелять.

На следующее утро из Томаровки снова передали: к станции приближаются несколько эшелонов. Это могла быть только ударники. На совещании в штабе Скавронский, показав пункт на карте, сказал:

- Вот здесь надо нанести удар. Наш бронепоезд должен застигнуть манакинцев врасплох. Думаю, что неожиданным огневым налетом мы сумеем нанести им чувствительный урон. А основные силы вводить в бой, считаю, пока не стоит.

Это предложение энергично поддержал Ильин-Женевский. Решено было на всякий случай к бронепоезду прицепить еще две теплушки с матросами и солдатами прибывшего из Харькова батальона 30-го пехотного полка. Встал вопрос: кто будет руководить налетом на Томаровку? Я сказал, что готов отправиться на бронепоезде. Скавронский категорически возразил:

- Это будет, по существу, разведка боем. Командир же должен оставаться с основными силами.

Я попробовал оспорить его довод, но меня никто не поддержал. Тогда возглавить группу поручили комиссару Павлуновскому. Вместе с ним отправились Железняков и Берг.

Состав ушел. Началось томительное ожидание. Часа через два раздался звонок со станции Белгород-Сумская. Представитель ударников приглашал к телеграфному аппарату командира польского легиона. Мы с Ильиным-Женевским отправились на провод и попросили телеграфиста передать, что готовы слушать противника. Тотчас же последовал ответ: "У аппарата командир батальона капитан Степанов. От имени своего командования я предлагаю польскому легиону прекратить братоубийственную войну... мы идем на Дон и не имеем ничего против вас".

- Передайте капитану Степанову, - сказал связисту я, - что здесь командует всем штаб сводного отряда матросов, солдат и красногвардейцев. Польский легион все переговоры поручил вести нам.

Услышав этот ответ, офицер-ударник не пожелал дальше разговаривать с нами.

Через несколько минут меня позвали к телефону. Докладывал Михайлин матрос с "Республики".

- Товарищ Ховрин! - кричал он в трубку. - Станция Томаровка обстреляна. Но нас обходят ударники...

- Почему не возвращаетесь назад? - спросил я. - Вам же приказано после обстрела немедленно отходить к Белгороду.

- Ударники нас обошли. Сейчас будем отгонять их от полотна дороги.

В этот момент в трубке раздался треск - и все смолкло. Напрасно я прижимал ее к уху - ничего больше не было слышно. Нами овладело беспокойство. Каким образом манакинцы могли оказаться в тылу бронепоезда? Я уже подумывал, не послать ли подмогу. Но вот с платформы кто-то крикнул: