Степан Гречко - Решения принимались на земле

Вот в такой не очень благоприятной обстановке авиаторы, инженеры, техники 238-й штурмовой авиадивизии и начали массовое переоборудование одноместных самолетов Ил-2 в двухместные. Руководил работой, которая велась круглосуточно, армейский инженер Александр Руденко — отличный знаток авиационной техники. Штаб дивизии с нашей помощью спланировал ее так, что группы штурмовиков ни на один день не прекращали выполнять боевые задания. К концу октября все штурмовики дивизии были переоборудованы на двухместные, с пушкой в хвостовой части. Сразу же потери "илов" сократились, а их удары по врагу стали еще более эффективными. Сначала в качестве стрелков на переоборудованных штурмовиках вылетали на боевые задания техники самолетов или летчики-"безлошадники" (не имевшие самолетов). Впоследствии в штурмовых полках был введен специальный штат воздушных стрелков.

Октябрь сорок второго года был неимоверно трудным месяцем для всех частей и соединений нашей воздушной армии, но его боевые результаты оказались все же довольно внушительными. По подсчетам штаба, авиацией армии за месяц было уничтожено до 8 тысяч вражеских солдат и офицеров. В воздушных боях над горными кручами наши истребители сбили более полусотни фашистских "мессеров", "хейнкелей" и "юнкерсов", а примерно два десятка немецких самолетов сгорели от огня штурмовиков на аэродромах.

Читая привезенную мною в поселок Георгиевский месячную сводку, генерал Горюнов, помнится, не без удовлетворения заметил:

— А ведь неплохо, ей-ей, неплохо. Восемь тысяч уничтоженных гитлеровцев — цифра, конечно, приблизительная, а семьдесят стервятников уничтожили точно. Танков и бронемашин, артиллерии и минометов тоже немало покорежили… Нам бы самолетов побольше, особенно новых, скоростных! добавил Сергей Кондратьевич после небольшой паузы.

Да, в ту пору у нас в армии еще много было "безлошадников", то есть запасных летчиков, для которых не хватало самолетов. Но вместе с тем с каждым воздушным боем росло число истребителей, имевших на своих боевых счетах уже по нескольку сбитых врагов.

В ходе октябрьских воздушных боев особенно отличился командир эскадрильи майор Дмитрий Леонтьевич Калараш. Много раз я встречался с ним. Мне нравилось в нем все: его не очень броская внешность молдавского селянина, одетого в летную форму, его неутомимость в работе, приветливый, веселый характер. В дивизии он пользовался всеобщей любовью и уважением. Летчики, техники, вооруженцы не без гордости говорили: "Наш Калараш", как бы подчеркивая этим каламбуром его близость ко воем и каждому.

Свой последний, 262-й боевой вылет с начала войны он совершил 29 октября 1942 года. Группа истребителей под его командованием прикрывала с воздуха части 9-й гвардейской стрелковой бригады, наносившей контрудар по противнику, прорвавшемуся в направлении поселка Гойтх. Над полем боя появились "мессеры". Их было много, раза в три больше, чем "яков" и "лаггов" в группе Калараша. Начался воздушный бой, в ходе которого Дмитрий Леонтьевич пополнил свой боевой счет еще одним сбитым фашистом, но и сам не смог уберечься от двух насевших на него с хвоста "мессеров". Жил как герой и погиб как герой.

После долгих оборонительных боев, в результате которых продвижение противника на туапсинском направлении было остановлено, войска 18-й армии генерала А. А. Гречко готовились к местной, но очень важной наступательной операции с целью разгрома семашхской группировки врага и создания благоприятных условий для развития активных наступательных действий на майкопском направлении. Нашей 5-й воздушной армии была поставлена задача обеспечить прикрытие и поддержку наземных войск. Мы разработали подробный план участия авиации в наступления. Мне было поручено согласовать его с начальником штаба 18-й армии генералом А. Г. Ермолаевым. Сергей Павлович Синяков предупредил, что Ермолаев весьма опытный, широко эрудированный штабной работник, поэтому к встрече с ним и разговору по поводу плана авиационной поддержки необходимо обстоятельно подготовиться. Я, разумеется, не преминул последовать этому совету, почти до рассвета еще и еще раз анализировал каждый пункт плана, чтобы, как говорится, быть во всеоружии.

Однако при встрече с генералом А. Г. Ермолаевым доказывать ничего не пришлось. Он внимательно прочитал наш план, внес в него некоторые обоснованные поправки и просто сказал:

— Ну вот и все. Завизируйте план у генерала Гречко, и будем считать, что дело сделано. — Позвонил командующему по телефону, вышел из-за стола, крепко пожал мне руну и, провожая до двери блиндажа, как бы между прочим спро- сил:

— Вы, случайно, не родственник нашему командарму, капитан?

— Нет, товарищ генерал, не родственник, однофамилец.

— Ну ладно, идите, Андрей Антонович ждет вас.

Высокий, стройный, чисто выбритый и, как мне показалось, очень молодой генерал А. А. Гречко принял меня в просторном, чисто прибранном блиндаже, врытом в подножие горы. До переднего края отсюда было не больше километра, поэтому поблизости время от времени грохали взрывы вражеских артснарядов. Скалы горного хребта гитлеровцы периодически долбили крупными минами. Эхо взрывов отчетливо было слышно и в блиндаже, но генерал, кажется, совершенно не обращал на это внимания. Молча кивнул головой в ответ на мое приветствие, пригласил присесть к столу, положил перед собой принесенный мною план авиационной поддержки и, не заглядывая в него, стал задавать вопросы. Прежде всего спросил, сколько самолетов выделяет 5-я воздушная армия для обеспечения наступательной операции. Я доложил: 65 истребителей, 45 бомбардировщиков и 5 штурмовиков Ил-2.

— Знаю, штурмовиков у вас осталось мало, Горюнов говорил мне об этом, — заметил командарм.

— Ну что ж, обойдемся тем, что есть, — добавил он негромко, как бы про себя, и начал вслух прикидывать, где какие самолеты лучше всего использовать для нанесения ударов по врагу.

Зашла речь и об ударах авиации по переднему краю противника. Мы у себя в штабе хорошо понимали огромное значение таких ударов, но планировали их крайне редко. Для этого требовалось, чтобы наши наземные войска обозначали свой передний край белыми полотнищами, кострами и ракетами, но общевойсковые командиры не всегда соглашались выполнять просьбы авиационного командования. И их можно было понять: костры, полотнища и даже ракеты почти всегда становились ориентирами не только для нашей, но и для вражеской авиации. Для точного же наведения на цели самолетов новых для того времени конструкций при помощи радио у нас в армии не хватало наземных радиостанций. О чем я и сказал генералу Гречко.

— Это дело поправимое, радиостанции мы вам дадим, — ответил он. Кому-то позвонил, распорядился о немедленной отправке имевшихся в резерве наземных радиостанций в авиационные соединения, завизировал план, авиационной поддержки и, возвращая его мне, заключил:-Передайте Горюнову и Синякову — с планом воздушного обеспечения операции я согласен. Радиостанции вам посланы, а как управлять авиацией по радио, решайте, пожалуйста, сами, не мне вас учить.