Степан Гречко - Решения принимались на земле

После многодневных баталий не успели мы толком оглядеться, подвести итоги, разместить части на отбитых у противника грунтовых аэродромах Шпола и Звенигородка, как меня срочно вызвал начальник оперативного управления штаба фронта генерал Костылев. Не вдаваясь в детали, он объявил, что необходимо готовить материалы по авиации к новому наступлению. К сказанному добавил, что в ближайшие день-два командующий фронтом вызовет к себе командарма 5-й воздушной и поставит авиаторам боевую задачу. Мне генерал Костылев тоже рекомендовал готовиться к возможной встрече с Коневым.

По возвращении из штаба фронта пришлось отложить все прочие дела и вплотную заняться подготовкой исходных данных по авиации на новый этап боев. В эту работу включились все офицеры оперативного и разведывательного отделов штаба. Одновременно я связался с генералом Селезневым и подробно доложил ему о полученном задании. Он распорядился готовить данные, обещал принять личное участие в разработке плана нового авиационного наступления. Свое обещание Николай Георгиевич выполнил: за время подготовки войск фронта к Уманско-Ботошанской наступательной операции дважды приезжал в первый эшелон, принимал самое непосредственное участие в работе над планом авиационного наступления, показав себя большим знатоком, отличным организатором и специалистом штабной работы.

Это было несколько позже. Пока же мы вместе с офицерами разведотдела уточняли данные о воздушном противнике в полосе фронта, о его обороне, о размещении тактических и оперативных резервов. Вырисовывалась такая картина. В целом на уманском направлении противник не имел еще сколько-нибудь прочной обороны, зато в районе Умани, по данным воздушной разведки, располагал крупными силами танков и пехоты. В авиации силы противоборствующих сторон к концу второй декады февраля были примерно равными: немцы имели на ближайших к линии фронта аэродромах до 500 боевых самолетов, мы — на полсотни больше, противник превосходил нас по числу бомбардировщиков, зато у нас было больше истребителей и штурмовиков.

Пока офицеры разведотдела проверяли и уточняли эти данные, работники оперативного отдела Гадзяцкий, Волков и Андрюшечкин готовили карты размещения авиаполков и дивизий на аэродромах, вместе с корпусными и дивизионными штурманами определяли боевые возможности каждого соединения, наносили на карты позиции войск.

Из беседы с генералом Костылевым мне было известно, что в состав 2-го Украинского фронта еще в ходе Корсунь-Шевченковской операции была включена 27-я общевойсковая армия. Теперь, по его словам, фронту придавались еще три армии: танковые и общевойсковые. 7 общевойсковых и 3 танковые армии — такой была по состоянию на 20 февраля 1944 года ударная сила 2-го Украинского фронта. Авиации после понесенных в боях потерь, по нашим подсчетам, явно не хватало. Генерал Горюнов приказал в связи с этим подготовить справку-доклад, в котором указывалось, что 5-я воздушная армия нуждается в усилении одним штурмовым авиакорпусом, одной бомбардировочной авиадивизией, корректировочным авиаполком для артиллерии фронта, авиационным полком связи для обеспечения более тесного взаимодействия авиации с танковыми армиями и двумя санитарными авиаполками для эвакуации раненых.

Больше всего генерала Горюнова и нас, штабников, беспокоил вопрос о размещении авиации в ходе наступления. Все явственнее близилась весна, а вместе с ней распутица, непролазная грязь на грунтовых аэродромах. Командарм поручил начальнику тыла генералу Тараненко и начальнику аэродромной службы подполковнику Абаеву создать поисковые группы, которые должны были определить возможность использования под аэродромы некоторых возвышенностей в надежде на то, что почва там может подсохнуть быстрее. Для уплотнения грунта на таких аэродромах проводилась заготовка соломы и камыша, а для укатки взлетных полос подтягивалась аэродромная техника. Однако замерзавший ночью и слегка таявший под лучами мартовского солнца украинский чернозем пока с большим трудом поддавался искусственному уплотнению. Единственным местом, откуда авиация могла действовать без ограничений, оставался Кировоградский аэроузел, находившийся, к сожалению, в стороне от планируемого командованием фронта главного удара, что нас, понятно, не устраивало.

С такими исходными данными по авиации мы втроем — Горюнов, заместитель командующего по политической части и я — выехали к фронтовому начальству. Сперва нас принял начальник штаба фронта генерал Захаров. Состоялся непродолжительный разговор о боевых возможностях воздушной армии, после чего Матвей Васильевич провел нас в домик командующего.

Здесь я впервые увидел Ивана Степановича Конева в звании Маршала Советского Союза. На командных пунктах армий, откуда Конев обычно управлял боевыми действиями войск фронта на главных направлениях, я видел его всегда глубоко сосредоточенным, непроницаемым, редко улыбавшимся. Теперь же улыбка то и дело озаряла его глаза, хотя лицо было усталым. Как в ходе встречи выяснилось, радовался он, что ему Ставка доверила осуществление новой наступательной операции.

Конев спросил у командарма Горюнова, насколько удачно сделана аэрофотосъемка оборонительной полосы противника на направлении Умани, затем кратко ознакомил нас с замыслом Уманско-Ботошанской операции.

Мощный удар по обороне врага в направлении Умани планировалось нанести силами трех общевойсковых и трех танковых армий. Основная цель операции разгром уманской группировки противника, рассечение войск группы армий "Юг" и освобождение юго-западных областей Украины. Замыслом операции предусматривалось разгромить 8-ю армию врага, отрезать пути отхода 1-й немецкой танковой армии в южном направлении, содействовать войскам 1-го Украинского фронта в ее разгроме. В дальнейшем — выход войск 2-го Украинского фронта на Днестр между Могилевом-Подольским и Ягорлыком.

— Это вам ясно, Горюнов? — спросил Конев командарма. — Если что непонятно, спрашивайте, отвечу. Выполнять эти задачи предстоит и вам.

Далее маршал Конев сообщил для сведения об основных задачах, которые предстояло решать в ближайший период соседним фронтам — 1-му и 3-му Украинским, сообщил, что, по данным разведки, противник, вероятно, не ждет нового наступления советских войск. По мнению гитлеровских генералов, в весеннюю распутицу наступать невозможно. Но Ставка отвела фронту на подготовку операции двадцать суток.

. — А вам, авиаторам, думаю, хватит шестнадцати суток. Как, Горюнов, успеете? — неожиданно повернулся Конев к Сергею Кондратьевичу.

— Попробуем успеть, — ответил наш командарм,