Алексей Рыбин - Право на рок

Как я с Майком познакомился - трудно вспомнить. Помню вот какой случай. Я женился (это был 78-й год) и сразу же снял квартиру. Сидим мы с Майклом Кордюковым, он у нас тогда на барабанах играл, пьем коньяк и смотрим телевизор. Раздается звонок, я открываю дверь - стоит Майк в тапочках и халате. Ну, так как делать вид, что удивился, уже тогда было нельзя (ну, пришел человек - проходи, садись), наливаем коньяк, сидим выпиваем. Это было на Варшавской, я случайно снял квартиру в его доме. Он это узнал, зашел ко мне в гости, потому что мы уже тогда были знакомы. Как - не помню. Могу точно сказать, что с Лялиным и Титовым нас познакомил Дюша, он учился с ними в одном классе. А Майк откуда-то взялся, играл на гитаре; никто не знал, что он пишет песни, потом это выяснилось, и мы записали этот альбом («Все братья - сестры»).

Первым барабанщиком у Майка был Андрюша Данилов, я его из армии привел и убедил, что надо жить в Питере. Он поступил в институт и играл в «Зоопарке», потом закончил и уехал в свой Петрозаводск. Недавно я его видел, он как-то странно себя чувствует. После всего, что было…

А я ведь не был членом группы «Зоопарк». Мы просто помогали Майку, вот как раз в этот момент барабанщик уехал по распределению, а у басиста были какие-то неприятности. Играть с ним было очень приятно, потому что играть блюз это в принципе очень классно; и с Женькой (Е.Губерман) - тоже было интересно, он барабанщик с очень большой выдумкой. Плюс все это еще у Майка с каким-то своим заворотом.

Да, надо сказать, что он отлично знал английский, что очень важно вообще и особенно важно для нашей страны. Так как знание иноязычной культуры питает русский ум, и переработанная идея становится гениальным открытием (как случилось с Пушкиным). И это совершенно нормально, потому что идеи не могут возникать сами по себе и в больших количествах сразу. Как можно написать, например, 400 или 500 песен? Для этого нужно, чтобы у тебя был где-то источник и желательно много и в разных странах. Там, на Западе, музыканты шарят по своим народным «источникам», а у нас они размыты, особенно в городах. И Майк с Борькой были первые, кто включился в эту мировую вертушку; на пустом месте ничего не сделаешь.

Песни его я принял сразу. Может быть это потому, что я знал, кому посвящена та или иная песня. «Сладкая N» например - была такая девушка по прозвищу «Бэби», сейчас она, по-моему, в Москву переехала. С песней «Ты - дрянь» более сложная история. Она посвящена подружке моей жены. Это были две подружки, мы у них часто оттягивались в Апраксином переулке. Потом я женился на Зине, а Майк вот песню написал.

А с музыкой Майка есть еще один момент - не каждый позволит себе такую музыку играть, в таком стиле, - это смелость. Для человека, который знает всю эту культуру, то есть регулярно слушает каждый день, - это большая смелость. Это не наглость, хотя некоторые считают, что это наглость. У Майка это получалось совершенно органично. Мы сейчас в «Трилистнике» исключили все блюзы, кроме одного. А Майк был настоящим блюзменом. Вот Ильченко, он человек неровный, а Майк последовательно играл ритм-энд-блюз.

И потом, я повторюсь, он совершенно не хотел стратегически мыслить. Можно ведь было продавать его пластинки, он мог не давать гастроли на стадионах. А так - к нему пришли и сказали: поехали сейчас на гастроли в Рязань - поехали. Потому что как барабанщик мыслит своими категориями, так и творец должен мыслить своими, а не так: вот есть сегодня рубль - его надо пропить и все. Должен был быть рядом какой-то человек, которого он, вероятно, всю жизнь искал, который бы как-то выстраивал ему жизнь. И, наверное, с ним было тяжело жить в последнее время, судя по тому, что произошел этот разрыв с Наташей - достаточно хрупким человеком.

Я не могу сказать, что он неудачник, или там на себе крест поставил. Может быть так, что все, что он мог обозреть перед собой - его просто не интересовало. Человек может спокойно быть выше того, чтобы купить себе квартиру, заработать миллион рублей. И он видел, что бессмысленно дергаться из-за каких-то драных «Жигулей». И никакой обозленности на страну у него не было.

Я вам могу сказать одну вещь: я собирал машинки, а он собирал самолетики. И он про самолетики знал все. Мы выходили на улицу, и он говорил: «Вот полетел МИГ-21». А я говорил: «Вот поехала «Тойота». И мы получали удовольствие от того, что обладаем такими бесполезными знаниями. Я тоже любил самолетики, и мы с ним часто спорили, потом привлекали кого-то со стороны, лезли в журналы… Заруба шла на уровне «ТУ-154» и «ТУ-1546». И это интересней, чем просто тупо выпивать.

И я хочу сказать, что очень любил Майка и ценил за то, что у него всегда были эти игрушечки. Для мужчины вообще очень важно эти игрушечки иметь, для женщины, может быть, важнее детей воспитывать. И чем игра будет запутанней и непонятней для окружающих, тем лучше и интересней. Он не играл по законам шоу-бизнеса: взять стадион, чтоб на каждом столбе твоя афиша… А играл в какую-то свою игру и был беззащитен. Ведь все эти менеджеры, организаторы - это все средства защиты, чтобы отгородиться. А у него никогда ничего этого не было…

Помню, много лет назад мне пришла в голову мысль, что, может быть, напрасно мы доверяем истории право выбирать, кого оставить в памяти потомков, а кого обречь на забвение.

То есть, если, скажем, мы помним Баха, то это совсем не значит, что действительно не было ему равных среди современников - срабатывает масса случайных деталей, и вот мы помним Баха (или, скорее, его имя) и ничего не знаем о людях, живших и творивших рядом с ним.

К сожалению, жизнь подтверждает мою версию. Помнят, скажем, блестящего Высоцкого, но почти не помнят гениального Галича, даже не хочется продолжать.

Боюсь, лет через десять Майка почти забудут - останется он в памяти нескольких друзей-музыкантов. История вершит свой неправедный суд. И ничего тут не поделаешь.

Мы познакомились в конце 70-х на маленьком акустическом сейшене в Москве. Подошел к пульту тихий, необыкновенно интеллигентный человек с большим носом и в темных очках. Долго и вежливо объяснял звукорежиссеру, какой бы он хотел звук. Потом вышел на сцену, и вдруг в лице его что-то изменилось, нижняя челюсть выехала вперед, и с удивительно неприятными интонациями он затянул «Ты дрянь..».. Очень мне не понравилась такая метаморфоза. Был я тогда поборником тотальной чистоты и считал, что если человек в жизни один, а на сцене корчит из себя что-то другое, то, значит, в одном из двух случаев он врет. Ну, такой вот детский максимализм. Артем Троицкий, правда, случившийся на том же концерте и подглядевший мою реакцию, родил легенду, будто с той поры сделались мы с Майком непримиримыми идеологическими противниками. Простим ему эту неправду.