Алексей Игнатьев - Пятьдесят лет в строю

Вдруг лицо моего коллеги передернулось.

Высокий темно-синий нос "Штандарта" в эту минуту уже показался из-за скалы.

- С яхты передают: "Посланника на борт не принимать!" - передает по-шведски командир одного из шведских миноносцев.

В мягкой форме Петров передает это "повеление" Будбергу. Самолюбивый, но дисциплинированный барон молчит и только еще пуще багровеет. Держим морской совет и решаем идти в кильватере за "Штандартом", что не особенно приятно из-за поднимаемой им волны.

Как впоследствии выяснилось, нас не хотели допускать к высочайшему завтраку.

Так принимал своего представителя Николай II, но не так понимал свое ремесло Вильгельм. За год перед этим яхта "Гогенцоллерн" остановилась, чтобы принять на борт германского посланника. Вильгельм вышел к трапу, снял фуражку и на глазах шведской эскадры трижды облобызал своего представителя.

При входе на стокгольмский рейд послышались новые салюты, означавшие, как нам объяснили, переход короля на борт "Штандарта". Мы поняли, что к встрече монархов, как это было предусмотрено церемониалом, мы опаздываем, и нам оставалось только постараться причалить на хорошей волне к левому борту. Прошло еще несколько томительных минут, пока по кухонному трапу, заваленному листьями свежей капусты, мы наконец влезли на палубу. Петрову эта операция была затруднительна из-за очередного осколка, "выходящего" через ногу, жене моей - из-за ее модного длинного платья, а баронам - из-за их преклонных лет.

Зная придворные порядки, я старался не лезть на глаза и стал в сторонке у мачты. Но и тут себе покоя не нашел. Какой-то безусый гвардейский мичман, не взяв даже под козырек и не упомянув моего чина, дерзко буркнул:

- Здесь стоять не место!

Пришлось резко призвать его к порядку. Не успел я "отделать" мичмана, как ко мне подошел король Густав и пригласил за ним следовать.

- Мне не удавалось до сих пор вас представить королеве,- сказал он.- Она ведь часто находится в отсутствии из-за своего слабого здоровья.

Вновь пришлось очутиться в глупом положении, так как королева разговаривала как раз с Александрой Федоровной, "моей когда-то царицей", а ей-то я еще не успел в этот день представиться. Быть может, она чувствовала, что я уже не был ее прежним камер-пажом. Она протянула мне, как полагалось, руку для поцелуя, но не промолвила ни слова. Все прошлое уже было навеки похоронено: я никогда больше с ней не встречался.

Обижаться членам нашего посольства, впрочем, не приходилось, так как при встрече монархов не присутствовал даже сам русский министр иностранных дел Извольский, ожидавший с утра, что его пересадят с "Полярной звезды", шедшей конвоиром, на "Штандарт". Это уже грубое нарушение дипломатического этикета было подчеркнуто самим королем: ведя под руку к обеду во дворце царицу и заметив стоявшего у дверей зала Извольского, он извинился перед своей дамой и бросился пожимать руку русскому министру.

Он, как конституционный монарх, считался с министрами.

Вернувшись из дворца и собравшись у Будберга, мы все только думали об одном: когда кончатся эти испытания?

Рано утром я был вызван на "Полярную звезду" к начальнику походной канцелярии генералу князю Орлову за получением орденов для шведской армии согласно составленным мною заранее спискам. Царь был приглашен королем в гости в его загородный замок, расположенный далеко от всякого жилья. Там, конечно, коронованные особы могли проживать спокойно, но по случаю появления русского царя бедным шведам пришлось принять чрезвычайные меры по охране: они послали для этого целый пехотный полк, который выставил заранее настоящее боевое охранение. Их-то особенно пришлось наградить.

Когда в условленный с Орловым час я подъехал к королевской пристани, то на ней уже ждал знакомый мне по Копенгагену катер с "Полярной звезды". Команда дружно ответила на мое приветствие, но когда я дал приказ отваливать, то какой-то незнакомый гвардейский лейтенант со "Штандарта" самовольно задержал катер и прыгнул в него. Не представляясь, он меня спросил:

- Скажите, господин подполковник, отчего посланник не выехал нас вчера встречать с лоцманами?

- Посланник встречал царя, а не вас,- оборвал я молодого гвардейца, оказавшегося любимцем двора Саблиным.

А в миссии нашей в это самое время шло волнение из-за неполучения приглашения моей женой к высочайшему завтраку на "Штандарте".

- Будьте наготове,- звонил ей то и дело Будберг,- вот-вот позовут,- но он тогда еще не знал, что по интригам все той же Марии Павловны имя моей жены было вычеркнуто из списка приглашенных.

Больше всех возмущался этим Петров, который, сославшись на рану, отказался явиться на завтрак.

- Пу-усть не от-говариваются, ч-что места не хватило,- заявил он Будбергу.

После завтрака гофмаршал Бенкендорф подошел ко мне и просил вызвать из кают-компании Петрова.

- Он обещал нам,- сконфуженно сказал Бенкендорф,- прийти по крайней мере выпить чашку кофе.

Я передал это приглашение через камер-лакея.

Царский престиж для Петровых был уже хорошо поколеблен.

Наконец, в четыре часа состоялся отъезд.

Для раздачи орденов мне было предписано идти на "Полярной звезде", и я был рад очутиться подальше от атмосферы "Штандарта". Обе яхты стояли на внутреннем стокгольмском рейде, окруженном набережными, заполненными любопытными. Ко мне подошел Извольский и, жалуясь на слишком короткое пребывание в столице, просил хоть с яхты познакомить его с достопримечательностями этого города-красавца. Я ответил, что спрошу разрешения старшего офицера подняться на мостик, предназначенный специально для прогулок. Капитан Заботкин, хорошо знавший меня по Копенгагегу, рассмеялся над моей морской дисциплинированностью и любезно пригласил Извольского подняться. Не успел я, однако, начать свой доклад, как был поражен громким приказом, переданным по рупору матросом со "Штандарта":

- Адмирал Нилов приказывает: "Пассажиров с мостика убрать"!

Звук рупора отдался эхом по всему рейду. Заботкин покраснел до ушей, Извольский пожал плечами, а гвардейские матросы с "Полярной звезды", привыкшие уже, вероятно, к выходкам вечно пьяного адмирала, многозначительно переглянулись. Приказ был, конечно, выполнен без промедления. Придворная камарилья со "Штандарта" по грубости своей была уже подготовлена к признанию Гришки Распутина.

* * *

Светлая северная ночь сменила жаркий тяжелый день, и "Полярная звезда" бесшумно двигалась среди тихих шведских шхер. На безлюдной палубе спящего судна сидели двое военных и почти шепотом вели беседу. Это был я и неизвестный мне дотоле полковник Спиридович, оказавшийся начальником тайной охраны царя. Свидетелей не было. Рыжеватый высокий блондин с бегающим взглядом и хотя грубоватыми, но вкрадчивыми жестами говорил умно и со знанием дела. От общих вопросов по агентурной разведке мы перешли к его личной деятельности. Я был так далек не только от успехов, достигавшихся с каждым днем революцией, но и от всех дворцовых интриг, что сгущали атмосферу царского двора! Слова Спиридовича мне показались откровением.