Герхард Больдт - Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945

Главным же докладчиком в тот день был генерал Хейнрици, командующий группой армий «Висла», включавшей 3-ю танковую и 9-ю общевойсковую армии, то есть войска, которые должны были оборонять Берлин от ожидаемого наступления русских. Генерал, впервые встретившийся с Гитлером лицом к лицу, казался сдержанным и спокойным, но внешность была обманчива, ибо он приготовился во что бы то ни стало добиваться своего и отстаивать собственную точку зрения, касавшуюся неотложных мер по защите столицы Третьего рейха. Докладывая о положении в полосе действия группы армий «Висла», Хейнрици преследовал главную цель: убедить Гитлера лишить Франкфурт-на-Одере статуса «крепости». Генерал надеялся таким путем высвободить две дивизии, крайне необходимые ему для укрепления сильно поредевшего оборонительного рубежа на Одере. Спокойно выслушав хорошо обоснованные доводы Хейнрици, Гитлер потребовал у Кребса кое-какие карты и документы, относящиеся к району вокруг Франкфурта-на-Одере. Я живо отыскал среди вороха принесенных с собой бумаг то, что нужно, и передал фюреру, который молча стал их просматривать. Хотя Гитлер часто пользовался очками, все предназначавшиеся для него документы печатались на специально изготовленной пишущей машинке с особо крупным шрифтом.

Затем, довольно неожиданно, опираясь на подлокотники кресла, Гитлер поднялся и стал громко и истерично цитировать важнейшие места из хорошо всем известного собственного приказа «о крепостях». Он кричал, что ни Генеральный штаб, ни генералы и никто из офицеров так и не поняли, да и не хотели понять, содержания и значения приказа, то ли из трусости, то ли из-за отсутствия должной преданности идеям национал-социализма. Взрыв негодования закончился так же внезапно, как и начался, и Гитлер, совершенно изможденный, опустился в кресло. Даже сегодня я ясно вижу перед собой ошеломленное лицо Хейнрици с выражением крайнего недоумения. Словно пораженный ударом молнии, он переводил свой вопрошающий взгляд поочередно с одного участника совещания на другого. Но никто из военных руководителей, отобранных лично Гитлером и постоянно находившихся в его близости, не был готов встать на сторону Хейнрици против фюрера, и генерал продолжал упрямо отстаивать свою точку зрения в гордом одиночестве. Несколько позже тема «крепости» всплыла вновь при обсуждении кандидатуры на должность коменданта Франкфурта-на-Одере. Гитлер хотел бы кого-нибудь в духе Гнейзенау, немецкого полководца, героя Наполеоновских войн, Хейнрици же предложил полковника Билера, которого считал трезвомыслящим, исполнительным офицером с глубоким чувством долга и большим опытом ведения боевых действий. Когда через несколько дней выяснилось, что Гитлер, несмотря на настоятельные просьбы Хейнрици, не желает видеть Билера в качестве коменданта франкфуртской «крепости» и что никто из Генерального штаба не поддерживает предложения командующего группой армий «Висла», Хейнрици подал прошение об отставке. После этого Гитлер, не объясняя причин, изменил свою позицию и согласился с кандидатурой, предложенной Хейнрици.

Широкая публика мало что знает о некоторых наиболее влиятельных людях из приближенных Гитлера. И если о Гиммлере и Геббельсе написано вполне достаточно, то о рейхсляйтере Мартине Бормане имеются лишь весьма скудные сведения. Известно, например, что среди ведущих членов НСДАП он слыл самым яростным антиклерикалом и атеистом.

Мартин Борман родился в 1900 г., фронтовик Первой мировой войны, после капитуляции Германии окончил агрономические курсы и работал по специальности в крупном поместье Мекленбурга, активно участвовал в работе нацистской партии, принадлежал к ее руководящему звену. С приходом Гитлера к власти получил должность начальника штаба заместителя фюрера по партии Гесса. Осуществлял связь между НСДАП и Гитлером, не жалея сил для консолидации собственной власти. Первым делом Борман постарался ликвидировать влияние Гесса на Гитлера. Ему удалось шаг за шагом отдалить их друг от друга, вплоть до полного и окончательного отчуждения. Вне всякого сомнения, Борман был отличным психологом и великолепным знатоком человеческой натуры. Он довольно быстро распознал слабости Гитлера и прекрасно научился использовать их к своей выгоде. Оказывая мелкие личные услуги, Борман сумел втереться в доверие к Гитлеру. Ловко подхватывая идеи и мысли Гитлера, он живо придавал им форму четких, хорошо сформулированных приказов, которые не мешкая представлял на подпись фюреру. Такая расторопность не могла не произвести впечатления на Гитлера, исподволь, подсознательно усиливая его мнение о собственных способностях вождя национал-социалистского движения. В результате в конце концов Борман в апреле 1942 г. особым приказом Гитлера был назначен «личным секретарем фюрера».

Борман также всячески стремился, демонстрируя преувеличенное восхищение мудростью фюрера, поддерживать и укреплять фанатичную веру Гитлера в собственную непогрешимость и божественную гениальность. После того как Гесс 10 мая 1941 г. тайно улетел в Великобританию, уже никто не мог помещать Борману реализовать его честолюбивые замыслы сделаться ближайшим советником и доверенным лицом Гитлера. Будучи рейхсляйтером, заместителем фюрера, он руководил также партийной и имперской канцеляриями. Всякий, кто хотел встретиться лично с Гитлером или передать ему что-либо, мог сделать это, лишь предварительно получив согласие Бормана. И это касалось не только партийных, но и важных государственных дел. Все бумаги должны были сначала пройти через руки Бормана, прежде чем их увидит Гитлер. Честолюбие Бормана простиралось так далеко, что он заранее лишал доступа к фюреру любого, кто отказывался выполнять его распоряжения. Очень возможно, что он намеревался в один прекрасный день захватить верховную власть в Германии. Это было бы вполне логично, если принять во внимание присущие ему амбиции. Его ненавидели все, кто имел дело и работал с ним. О его отношении к людям можно судить по резолюции, которую он наложил на документе одного высокопоставленного руководителя СС. Борман, в частности, написал на полях: «Я не общаюсь с идиотами». Среди сподвижников Гитлера у него не было ни одного друга, его уважали… и боялись.

В некотором роде весьма похожим на Бормана был и гауляйтер Эрих Кох, тоже частенько имевший доступ к Гитлеру. Массивнее Бормана, но с еще более грубыми и свирепыми чертами лица, он ничуть не уступал рейхсляйтеру в честолюбии, эгоизме и высокомерии. Находясь в разгар войны в гостях у Геринга в его сказочной резиденции Каринхолл, Кох похвалился хозяину, что к осеннему охотничьему сезону, до которого оставалось всего несколько месяцев, он построит еще более прекрасный охотничий дом. И вот в напряженный период, когда авиация союзников обращала в груды развалин один германский город за другим, Кох превратил свой замок Бухенхоф близ Цихенау в роскошный дворец, потратив на перестройку несколько миллионов марок. Посчитав немецкий мрамор недостаточно красивым, он израсходовал дорогую валюту на доставку мрамора из Швеции. Когда через Цихенау проходили отступавшие с востока немецкие части, он не разрешил устроить в своем дворце госпиталь для раненых солдат. Поместье за поместьем переходило в его собственность. Назначенный в 1942 г. рейхе комиссаром Украины, Кох уговорил Гитлера подчинить ему Белостокскую область, чтобы иметь повод утверждать, что его владения простираются от Балтийского до Черного моря. И в критической ситуации, когда русские захватили в апреле 1945 г. Кёнигсберг, когда окруженные 3-я и 4-я армии вели в Восточной Пруссии отчаянную, но безнадежную борьбу, а тысячи немецких беженцев напрасно ждали транспортных средств, чтобы добраться до западных земель Германии, Кох преспокойно, будто ничего не происходит в подведомственной ему территории, отирался на-совещаниях у Гитлера. В апреле 1945 г. Кох попытался удрать из имперской канцелярии, чтобы где-нибудь спрятаться. Для этого он сменил нацистскую форму на ветровку, видимо справедливо считая, что, если берлинцы узнают его на улице, без церемоний расправятся с ним. Но Гитлер не приказал его за это повесить, как тысячи солдат и офицеров, спасавших свои жизни в действительно безнадежных ситуациях. Просто Коха после этого эпизода никто больше не видел.