Артем Драбкин - Мы дрались с «Тиграми»

Снова мы включились в жестокие бои с фашистами в Югославии под Вуковаром. Там меня тяжело контузило. Затем бои в Венгрии, Австрии и Чехословакии. Об ожесточенности боев в Венгрии говорит такой малоизвестный факт: под Секешфехерваром немцы пленили около ста тысяч советских солдат. Это в конце-то войны!

Для меня в Венгрии горько памятен бой за Пустовам 2 января 1945 года. Там средь бела дня наше командование на виду у немцев сняло четыре артиллерийских полка, а меня с восемью орудиями оставило на съедение сорока немецким танкам, которых поддерживали пушки и минометы. Ушедшие артполки сделали свое дело, они уничтожили рвавшиеся в Будапешт вдоль Дуная танки генерала Гудериана. Но мы-то, подбив девять танков, были раздавлены остальными, напавшими на нас с тыла. С горсткой солдат я уцелел и выбрался из занятого немцами города. В моем распоряжении оставалась только гаубичная батарея, которая стояла далеко в нашем тылу. С ее помощью я остановил дальнейшее продвижение противника. Да еще мне пришлось вытаскивать из расположения немцев свои раздавленные пушки, чтобы показать их прокурору. Хотя все знали, что сделать это немыслимо: не поедешь же к немцам за пушками, как на колхозный двор. Только неимоверное чудо и господь бог помогли мне сделать это невозможное дело. Я вытащил пушки, и меня не судили. Такова была мне «награда» за выигранный бой с многократно превосходившим меня по силам противником.

Под Брно, в Чехословакии, 22 апреля сорок пятого меня в последний раз ранило. В метре разорвалась 82-мм мина, которая уничтожает все живое в диаметре пяти метров. Мне повезло, я упал без сознания, с одним только осколком в ноге. Но, поправившись, успел еще повоевать под Прагой с группировкой Штернера. Война в Европе кончилась для нас только тринадцатого мая.

В мае — июне 1945 года начальство, опять же в строжайшей тайне, начало зачищать наградные дела. Тут уж многих вспомнили, кого не наградили за бои и за тыловой труд. Снова уравняли героев передовой и обитателей тылов: штабистов, политработников, снабженцев. Ах, как нам, истинным фронтовикам, хотелось, чтобы для выучки хотя бы на недельку отправляли на передовую тех начальников и политработников, которые занимались наградами. Тогда бы они знали, кого надо награждать в первую очередь. Но они, как черт ладана, боялись передовой и никогда там не бывали!

За все бои в Югославии, Венгрии, Австрии и Чехословакии я скопом был награжден высшим боевым орденом — Красным Знаменем. К сожалению, этот боевой орден, который давался за успехи в смертельных боях, обесценил Никита Хрущев. В 1957 году, в 40-летие Октября, он наградил им, вопреки статуту этого ордена, поголовно всех политработников, прослуживших в армии двадцать лет. Снова сравняли смертельный риск с многолетним бдением.

Пятый орден — Отечественной войны 2-й степени — я получил за бои с японцами в Маньчжурии. Хотя там не столько японцы нам докучали, сколько безводная пустыня Гоби и хребет Большой Хинган. Я со своим дивизионом на конной тяге прокладывал путь для всей дивизии средь раскаленных песков и заоблачных скал. Первым же шел я и к Порт-Артуру, утопая в заиленных реках Китайского Приморья. Наверное, начальство считало, что лучше меня, двадцатичетырехлетнего капитана, никто с компасом в пустыне не отыщет волу и не найдет дорогу в Китай. И я оправдал доверие: не потеряв ни одного человека и ни единого коня, привел дивизию к месту назначения. Почему же ученые не подсказали нам тогда, что под горько-солеными озерами в раскаленных песках пустыни Гоби залегает вечная мерзлота, а под нею — пресная вода?! Что на твердом иле китайских рек ни в коем случае нельзя останавливаться — засосет, не оставив никаких следов. Все это я открывал заново, рискуя сварить дивизион в обжигающих песках пустыни или утопить его в китайских реках. Непросто было провести 20-метровые конные упряжки вместе с орудиями по нависающим над пропастями горным карнизам Хингана.

Лысеющие полковники, политические надсмотрщики, а также опытные по части щелканья каблуками тридцатилетние в хрустящих портупеях кадровые молодцы предпочитали ехать сзади, в обозах дивизии, в ожидании новых наград и повышения в должностях и званиях. Они двигались по проторенному пути, когда определена дорога и вырыты колодцы. Ехал в затененной от жары повозке в обозе дивизиона и мой сорокалетний замполит. Он ни разу не соизволил проехать ко мне вперед, чтобы, используя свой жизненный опыт, дать молодому командиру дельный совет. Боялся разделить со мною ответственность в случае гибели дивизиона. За поход к Порт-Артуру он, как и я, был награжден орденом. Какже — боевой комиссар, представитель партии, надсмотрщик.

Очень жаль, что на войне в основном награждали не за конкретные подвиги, а по срокам пребывания на фронте, даже не всегда учитывали, в разведку человек ходил или в обозе восседал. Награждения готовились кампаниями, по итогам удачно завершившейся военной операции, в великой тайне, по распределительно-уравнительному принципу с учетом должности, партийности, национальности, общественной активности, возраста, социального положения кандидата и, конечно же, с ведома особого отдела. — Если даже дальний родственник был репрессирован, совершивший подвиг из списка награждаемых вычеркивался. Требовалось еще, чтобы среди награжденных были представлены все национальности, все социальные группы населения. Особая забота проявлялась о политработниках. Их в списки включали в первую очередь. Прежде всего решался вопрос, кого внести в список, а уж потом подбиралась соответствующая его положению награда, а к ней, согласно статуту награды, сочинялась легенда о «подвиге». А Героями Советского Союза практически становились по назначению — главным образом, парторги рот на общественных началах, ну и кого политотделы считали достойными этого высокого звания. Вот и получалось: не награда подбиралась под свершенный подвиг, а человек с соответствующими качествами и данными подыскивался под награду. Количество и разнообразие наград, причитающихся воинской части, тоже определялись не ее боевой активностью, а пронырливостью руководства. Наградных знаков приходилось на подразделения не так уж и много.

Наша дивизия за три года боев участвовала в пятнадцати крупных победоносных войсковых операциях. По результатам неудачных операций и за подвиги, совершенные в повседневных боях, награждений не производилось, хоть ты трижды соверши героический подвиг. В соответствии с количеством удачных операций и было проведено пятнадцать наградных кампаний. Каждый раз на полк политотдел дивизии выделял 15–20 орденов и 70–80 медалей. На батальон, дивизион, где 200–300 человек, приходилось 3–5 орденов и 12–15 медалей. Сложный наградной механизм требовал много времени для своей раскрутки, а потому путь от подвига до награды был долог, труден, извилист и часто терялся в партийно-чиновничьих дебрях.