Михаэль Брюннер - На танке через ад. Немецкий танкист на Восточном фронте

Радистам подчиненных танков было легче, потому что они должны были обеспечивать связь только своего командира танка с командиром взвода. Из-за потерь и отпусков экипажи постоянно перетасовывались, поэтому в разных боях мне пришлось посидеть во всех танках — от командира эскадрона до последнего взводного танка (№ 1245). Своей службой радиста я был доволен и совершенно ничего не делал для того, чтобы стать офицером, скорее, наоборот, прилагал все усилия, чтобы остаться солдатом. С этой целью я проявлял или слишком много, или слишком мало солдатских знаний и активности. Кроме моей природы, которой было чуждо все военное, и взгляда, что я слишком молод и не гожусь в офицеры, потому что у меня отсутствует всякая военная жилка, такие мои наклонности определялись еще и тем, что офицер на своем танке никогда не может остаться позади или ехать на марше последним. Он всегда должен быть с подразделением, ведущим бой. И если его танк выходил из строя, то он должен был пересаживаться в исправный танк, а его место в поврежденном танке занимал чаще всего унтер-офицер из того танка, в который он пересел. Два раза я был свидетелем того, как мой танк во время атаки выходил из строя из-за поломки мотора. Командир взвода, лейтенант, занимал место командира в другом исправном танке. Оба раза после такой смены танка их подбивали и оба офицера погибли. После таких случаев я совершенно не стремился попасть в офицерскую школу. Я предпочитал оставаться обер-ефрейтором, чтобы иметь возможность не скакать с танка на танк, а подольше иметь шанс на выживание, чтобы закончить войну. И действительно, потери среди офицеров нашей танковой части были очень велики. Из разговоров во время пребывания во Франции и Италии я знал, что мой друг граф П. думал так же. У него было большое желание возвратиться к своей семье, в свои поместья в Силезии, чтобы наладить в них образцовое хозяйство. Оставшийся там управляющий хозяйствовал из рук вон плохо. Однако его благородное происхождение, его друзья и связи, в конце концов, не оставили ему возможности отказаться от офицерской карьеры. Позднее, в Загане, я встретил его, подтянутого офицера.

В начале октября 1943 года личное письмо нашего командира дивизии к Гитлеру, о котором солдаты рассказывали, что там было написано: «мои солдаты хотят в Россию», увенчалось фатальным успехом. Командир, как прусский офицер, искал борьбы до конца. У таких офицеров было стремление успешно воевать вместе со своей дивизией и ее солдатами. Что думали или хотели рядовые — никого не интересовало, да и не могло интересовать во время войны. Если не считать время службы в транспортной роте (1942–1943 гг.), ни один офицер меня не спрашивал, хотим ли мы действительно в Россию. И я уверен, что большинство солдат туда не хотело. Впрочем, позднее от одного радиста в штабе я слышал, что 24-ю танковую дивизию должны были придать дивизии СС. И якобы после этого командир дивизии генерал фон Эдельсхайм первым же самолетом отправился к Гитлеру, чтобы лично ходатайствовать перед ним: «Лучше в Россию в качестве 24-й танковой дивизии, чем в Италии при соединении СС».

После этого мы окончательно отправились в Россию. Перед погрузкой в эшелоны мы еще пару дней провели на итальянском курорте Монтекатини в ожидании вагонов под танки. Если раньше главными гостями здесь была элегантная публика и деятели искусств, то теперь по фешенебельным курортам и паркам бродили мы, танкисты 12-го эскадрона. Я постригся у итальянского парикмахера. Когда молодая маникюрша в качестве особого шика стригла мне ногти, в парикмахерскую зашел наш главный фельдфебель. По этому поводу на вечерней поверке он презрительно объявил, что «товарищ по народу» Бётгер сегодня делал себе маникюр. Он не сказал, как положено по уставу, «обер-ефрейтор», а «товарищ по народу», таким образом, он меня показательно понизил в чине.

К тому времени я уже точно знал, как проходил многодневный танковый транспорт. После отправления из Монтекатини 17 октября 1943 года, когда была хорошая погода, я сидел снова, как фотограф, в люке радиста своего танка. Когда становилось холоднее, я перебирался к товарищам в теплушку или в итальянский легковой автомобиль. В каждой теплушке стояла маленькая печь, дрова для которой приходилось заготавливать самим. Если печку топили правильно, то жара рядом с ней была непереносимой, но на некотором расстоянии, особенно когда русский мороз проникал сквозь щели, несмотря на печь, было жутко холодно. Транспорт шел через Виллах, вдоль Вёртерзее до Вены, где 19 октября 1943 года поезд сделал короткую остановку. Потом поездка продолжалась дальше по Польше через Перемышль, Львов, Жмеринку в Россию. В России во время остановки на полустанке мы были свидетелями того, как голодные дети залезали в вагоны и просили по-немецки: «Пожалуйста, господин, хлеба!»

Потом случилось «первое свинство» нашего унтер-офицера, как это расценил я и мои товарищи. Украинские женщины подошли к поезду и хотели поменять яйца на мыло для бритья. Унтер-офицер сначала долго и безрезультатно с ними торговался. И только тогда, когда раздался свисток паровоза и поезд снова тронулся, договорились об обмене… Женщина протянула ему яйца, а он отдал ей кусочек мыла. Но перед этим он, словно мерзкий фокусник, разрезал мыло, из-за которого шел торг, пополам и половинку отдал как целый кусок. До сих пор мы не раз имели возможность убедиться в его подлом характере. Дальнейшие события покажут, что это был просто скот в человеческом обличье, носивший форму унтер-офицера.

В Кировограде наше путешествие по железной дороге закончилось. Мы выгрузили наши танки с поезда. Вместе с нами прибыли остальные части дивизии. Из-за множества солдат, сосредоточенных здесь, на вокзале и в городе, было установлено тщательно спланированное движение. Многие надеялись, что еще удастся остановить непрестанно продвигающегося на запад противника. Сначала мы прибыли в район сосредоточения. Там перед боями мы получили письма и посылки, шедшие нам уже на номер полевой почты в Россию. Почта (особенно полевая почта) Вермахта, в подтверждение немецкого организаторского таланта, даже в районах боевых действий работала на удивление очень хорошо.

Эту цитату из слов И.В. фон Гёте, сказанных им во время канонады под Вальми юному герцогу Карлу-Августу Веймарскому, вспоминали многие солдаты, прямо или косвенно вскормленные пропагандой, когда нас повели в стремительное наступление. Уверенные в победе, мы думали о предстоящих боях в России и еще были твердо убеждены, что наши танки поедут только вперед.