Владимир Канивец - Кармалюк

«Давать всякую возможную помощь, по требованию земского начальства, для поимки разбойников».

«Когда один да другой увидел Кармалюка, пригнетенное крестьянство стало собираться вокруг разбойника, давая ему пристанище.

Сельская полиция, видя, что против течения плыть трудно, решилась довольствоваться скромными данями, жертвуемыми ей великодушным разбойником. Она сидела скромно и сама предупреждала его об опасности. Удивительное, право, дело! На глазах у властей, в крае, где не было недостатка в войске и где повсюду жила щеголявшая оружием шляхта, один человек объявляет войну обществу и разбойничает безнаказанно.

Народ преклоняется перед ним и подчиняется ему. Кармалюк умел этим пользоваться и, видя, что много народу идет под его власть, выбрал из массы охотников самых отважных, а именно: Илька Сотничука, Василия Добровольского и Ивана Литвинюка. План нападений составлял сам, а предводителям позволял называться своим именем. Поэтому случалось, что одновременно из трех отдаленных друг от друга пунктов полиция получала донесения о нападениях Кармалюка.

В село Думенку, недалеко от Бара, на четверке прискакал какой-то важный пан, одетый в лисью шубу. На козлах у него лакей и кучер, оба вооружены, что было в обычае, так как все боялись Кармалюка. Крестьяне, жители того села, были очень удивлены, заметивши, что сани остановились перед хатой их односельца Ивана Литвинюка. И пан и слуги, с ним приехавшие, вошли в хату. Кто-то из односельчан, посмелее других, заглянул в окно и, к своему удивлению, увидел, что приехавшие пируют с хозяином.

После короткого совещания десятка два вооруженных шляхтичей окружили усадьбу. Разбойники — а это были они — дали тягу. Один только пан в лисьей шубе не потерял присутствия духа. Схватил ружье, ранил выстрелом первого приблизившегося, крикнул грозно:

— Я Кармалюк!

Потом прошел спокойно среди изумленных и испуганных шляхтичей, сел в сани и поехал, никем не остановленный.

Разнеслась всюду молва, что знаменитый разбойник находится в окрестностях Бара. По обычаю сделали на ночь облаву, которая ни к чему не привела. Однако ж такое явное насилие среди белого дня, такая отвага принудили местную власть к большей деятельности. Кармалюк понял это и перенес свою деятельность в другие места. Именно в Литинский уезд. Здесь он разгромил пана Фигнера. В январе 1827 года под разбойничьим ножом пали арендари в Гуте, потом в Гришках.

Администрация потеряла голову: смелый разбойник издевался над ней ежеминутно. И вот шляхта снова принимает на себя обязанность схватить Кармалюка. Небогатая местная шляхта, связанная родством и соседством, как это обыкновенно бывает у нашей шляхты, не теряла присутствия духа. Она укрепляла свои дома надлежащим образом, запасалась оружием и стала ждать разбойника, который грозил нападением.

В Кальной-Деражне жил пан Феликс Янчевский, за свою страсть к речам прозванный деражнянским Демосфеном. При всяком удобном случае он готов был выступить с речью: на крестинах, на свадьбах, погребениях, сеймиках. Словом, где только представлялся к тому удобный случай. Служил он сначала в польском войске, потом в русском. Жадный, буйный, он был человеком отсталых понятий. На крестьянина смотрел с точки зрения эконома: считал его хамом и был убежден, что против всякой его неисправности и погрешности простейшее и наиболее соответственное средство — кнуты, кнуты, и ничего более.

Несказанно сердило пана Феликса, что какой-то там мужик приобрел славу грозного разбойника и наводит на всех страх. Грозился он, что поймает разбойника. Кармалюк же, узнав об этом — а он имел везде шпионов, — объявил, что пустит с огнем дом и имущество Янчевского, а самого пана, закоптит в дыму.

И вот началась борьба. Скрытная, упорная, продолжительная. Кармалюк, желая получить самые подробные сведения о своем противнике, часто заглядывал в Кальную-Деражню, главным образом к жившему там шляхтичу Ольшевскому, своему горячему стороннику. Местный арендарь, хорошо знавший Кармалюка, высмотрел, где он останавливается, и тотчас же поспешил к пану Янчевскому с известием, которое и зачел в доплату за дешево купленную у него пшеницу.

Нужно было перетянуть шляхтича на свою сторону. Пан Феликс поспешил зазвать к себе Ольшевского и стал убеждать его, что как ни преступен он перед законом, но с него снимут обвинение в соучастничестве, если он даст знать о прибытии Кармалюка». [17] «Киевская старина», март 1886 года. В этой книжке журнала опубликована работа Ролле о Кармалюке, в которой приведено много воспоминаний современников и архивных документов, впоследствии утерянных. Так передают одну из страниц истории Кармалюка его современники, люди враждебно к нему настроенные и тем не менее вынужденные отдать должное его смелости, находчивости, его влиянию в народе.

Не видя никакой возможности поймать Кармалюка, суд решил сделать это «через употребление на то даже денежного вознаграждения». Заседатели обыскивали дома тех, на кого падало подозрение в сочувствии Кармалюку. Унтеры ходили с командами солдат по корчмам и хватали всех, кто попадался под руку. Каждому хотелось поймать Кармалюка и получить вознаграждение. Фельдфебель 6-й мушкетерской роты Казанского полка схватил одного мужика «по неимению письменного вида», привел к командиру роты, браво доложил:

— Ваше благородие, по всем приметам Кармалюк пойман!

— Где? Как? — удивился поручик Лазаревич.

— Лично мной, ваше благородие! В корчме Гдовой! Но он говорит, что не Кармалюк, а Жук. Но мы знаем таких жуков!

— Давай его сюда!

Фельдфебель привел пойманного, и поручик принялся допрашивать:

— Как прозываешься?

— Грыцько Жук, — отвечал тот и, не ожидая вопроса, зачастил: — Сидел два года, ваше благородие, в Литинском остроге. Совсем безвинно. Выпустили по милостивому манифесту. Преступления никакого не сделал, про разбойников ничего не знаю. Про Кармалюка, про какого пытал пан фельдфебель, совсем не знаю.

— Глядите, ваше благородие: точно по уставу чешет! Слово в слово все то, что мне тарабанил. А ведь по роже видно — разбойник. Разбойник, и с самой большой дороги! Я его вмиг раскусил.

— Молчать! — перебил фельдфебеля поручик.

— Слушаюсь! — вытянулся перед начальством фельдфебель, а Жук, глядя на него, тоже опустил руки по швам и испуганно замигал глазами.

— Так ты, значит, не Кармалюк? — снимая пистолет со стены, продолжал допрос поручик. — И даже ничего не слышал про него?

— Ни, ваше благородие! Я Жук…

— Молчать! Да как же ты, протоканалья, ничего не слышал о Кармалюке, когда о нем вся губерния только и говорит? Молчать! А сидел за что? За разбой! Молчать! — рявкнул опять поручик, видя, что Жук хочет возразить. — За разбой! А под чьим атаманством? Под Кармалюковым! И чему же ты, подлец, научился в остроге! Молчать! Тебя, мерзавец, государь помиловал, а ты опять за свое? Куда ты из острога был отправлен?