Илья Дубинский-Мухадзе - Орджоникидзе

16 октября 1927 года "вожди" оппозиции сделали заявление об отказе от фракционной борьбы. Обещание это они не выполнили.

Поздней осенью 1927 года Серго внезапно лег на операцию. Подробности ее почти неизвестны. Несколько слов я нашел лишь в постскриптуме письма Орджоникидзе профессору Ноордену. Оно послано из Кисловодска в Вену в августе 1928 года.

"В прошлом году, — вспоминал Серго, — Борхард мне делал операцию. Прошло хорошо, а в этом году со мной другое несчастье. Обнаружили туберкулезное поражение левой почки".

На вторую операцию Серго упорно не соглашался. В ноябре он написал своему старому товарищу по якутской ссылке Емельяну Ярославскому:

"Дорогой, милый Емельян!

Все перепуталось: у меня все время болела правая почка, а врачи утверждают, что правая здоровая, а левая больная. Вот дай им вырезать левую, а правая будет продолжать болеть. Ну, к чертям всех их, лучше оставить все как есть. Будем надеяться на свой организм".

Долго продержаться не удалось. 14 февраля 1929 года левую почку все-таки пришлось удалить.

Оппозиционный блок к тому времени уже не довольствовался фракционными сходками и нелегальным ЦК. Обзавелся и тайной типографией. Вокруг нее, по определению Серго, "вертелась всякая белогвардейская дрянь".

В США подобные доменные печи рискнули строить лишь после того, как они с успехом выдержали испытание на Магнитке. Кстати, Магнитогорский завод и при нем город с населением около ста тысяч человек создан за три неполных года. В Америке такой же по мощности завод фирмы Гери проектировали одиннадцать лет, еще двенадцать строили!

В январе 1932 года ВСНХ преобразован в Наркомат тяжелой промышленности.

Как-то на заседании коллегии Наркомтяжпрома Орджоникидзе крепко критиковал директора крупного машиностроительного завода. Директор сидел бледный, не мог побороть волнения. Серго прислал ему записку: "Чего ты приуныл? Ты ведь Должен знать, что я ругаю только тех, от кого много жду. Выше голову! С. Орджоникидзе".

10 июля 1931 года по настоянию Серго было обнародовано постановление Президиума ЦИК СССР:

"В связи с исключительными достижениями советского гражданского самолетостроения амнистировать конструкторов, всех инженеров, техников, приговоренных к различным мерам социальной защиты за вредительство и ныне добросовестно работающих в Центральном Конструкторском Бюро".

В Мариуполь Мазай вернулся в войну. Сражался в рабочем отряде, потом остался в подполье. За ним долго охотились шеф полиции Шаллерт и комендант города Михаэль. После ареста его держали в одиночной камере, Терзали и пытались купить.

Шаллерт как-то приказал накрыть стол в камере, "пригласил" голодного Мазая подкрепиться и "дружески" поговорить.

— Мы ценим вас как специалиста. Моя империя — страна технического прогресса, но и наши инженеры были изумлены вашими достижениями, герр Мазай. Вы нам нужны.

— Чего вы хотите от меня? — спросил Макар.

— Пустите завод. Вы сами позовите мастеров. Ваше слово будет для них оправданием и законом. Повторяю, мы хорошо оплачиваем услуги, Вы будете богатым человеком.

— Я и так самый богатый человек, — ответил Макар. — Я комсомолец и победитель в соревновании сталеваров Советского Союза. Вы в состоянии понять?!

Макара Мазая убили.

На стене камеры в бывшей тюрьме гестапо сохранилась надпись, по-видимому выцарапанная ногтем. Сквозь плесень и накипь извести невысоко, на уровне груди выцарапано косыми глубокими шрамами на камне:

"Я — комсомолец Макар Мазай. Прощайте".

В 1920 году А.Ф. Иоффе читал лекции в Политехническом музее о проблемах физики и тайнах атомного ядра. Тогда же он упоминал, что в лондонском журнале на основании неточной информации напечатано паническое сообщение:

"Радиотелеграф принес нам известие, что один из русских ученых полностью овладел тайной атомной энергии. Если это так, то человек, который владеет этой тайной, может повелевать всей планетой. Наши взрывчатые вещества для него смешная игрушка. Усилия, которые мы затрачиваем на добычу угля или обуздание водопадов, вызовут у него улыбку. Он станет для нас больше, чем солнцем, ибо ему будет принадлежать контроль над всей энергией. Как же воспользуется он этим всемогуществом? И кому он предложит тайну вечной энергии: Лиге наций, папе, римскому или, быть может, Третьему Интернационалу? Отдаст ли он ее в обмен на хартию, которая положит навсегда конец войне и эксплуатации труда? Употребит ли он ее на то, чтобы создать на земле золотой век? Или же продаст свое открытие первому попавшемуся американскому тресту?"

Быть может, надо добавить: институт, в стенах которого сформировалась великая школа советских физиков, был открыт в сентябре 1918 года. Его крестные отцы Ленин и Луначарский. Потом Серго

Вера Флерова оставила изумительный подарок. Борис и старый опытный геолог Николай Александрович Хрущев доказали, что запасы молибдена в Ущелье ветров колоссальны. Там большой промышленный комбинат и город Тырныауз.

Заявление комсомольца Лещенко, посланное им по телеграфу: "Директору мирового гиганта. Я ударник. Имею даже премию за хорошую работу. Желая буксировать Магнитогорск, прошу Вашего распоряжения прибыть на мировой гигант. Ответа не пишите, потому что наша бригада уже снялась с Москвы и едет до Вас".

Американцы за прошедшие тридцать лет так и не сумели пойти дальше этой нормы. Наши же доменщики превысили ее почти вдвое. С одного кубометра печи магнитогорцы давно берут около двух тонн чугуна. На все изменились мерки. Богатырским шагом страна приближается к уже отчетливо видным вершинам. Между XX и XXII съездами партии выработка электроэнергии, увеличилась на пятьдесят Днепрогэсов! Добыча нефти возросла так, как если бы за это время созданы были пять Баку! И это только за шесть неполных лет!

В бумагах Серго остался "Проект статьи к 1 мая 1934 г.". В этом наброске есть и строки, рассказывающие, кто такой Шейнман. "Инженеры-коммунисты должны быть не худшими инженерами на заводе, а такими, которых бы уважали беспартийные инженеры не только потому, что у них есть партбилет, а потому, что это инженеры, которые действительно достойны уважения. У нас много прекрасных инженеров-коммунистов. Уже имеется такой инженер коммунист, как тов. Шейнман, бывший начальник кузнечного цеха в Сталинграде. Он еще молод, но у него можно многому научиться и старикам".

Осенью 1936 года по настоянию Серго было торжественно отмечено десятилетие работы Лихачева директором автозавода. Серго говорил о пути, пройденном "Ваней Лихачевым, который прекрасно ведет свое дело, который сумел из простого шофера превратиться в крупнейшего директора гигантского завода.