Тамара Леонтьева - Лихачев

Степан Никонович Тарасов был избран на пост секретаря парткома Московского автомобильного завода в 1932 году. Он сменил на этом посту Леонида Немцова, избранного председателем Московского горкома профсоюзов. С тех пор они работали с Лихачевым, что называется, «душа в душу», при полном взаимопонимании. которое радовало их обоих.

Если Лихачев работал с 14 лет в Питере на Путиловском заводе, то Степан Никонович Тарасов работал с 14 лет на Брянском заводе. Начал он с того, что «грел» заклепки, был молотобойцем, потом выучился, как это принято говорить, «на токаря». В партию вступил: в 1916 году. Был в Красной гвардии. Окончил двухгодичные курсы марксизма при ЦК ВКП(б).

Лихачев с первых же дней понял, что может опираться на Тарасова во всех случаях и без длинных объяснений на жгучую тему единоначалия.

Вот и на этот раз, едва Лихачев со свойственным ему темпераментом откликнулся на предложение Серго, Тарасов громко, с широкой, располагающей к себе улыбкой заявил, что коллектив завода АМО, конечно, безоговорочно согласится выпускать легковую машину.

Сергей Миронович Киров, который сидел и кресле у стола Серго, поднял на него глаза и рассмеялся.

— А то как же!.. Тяп-ляп — и готов корабль, — сказал он.

— Почему же «тяп-ляп»? — спросил сердито Тарасов.

— Разве мы не знаем? — сказал Киров. — Вы привыкли свои грузовики собирать так, что в них шестерни разговаривают. А легковая машина — это вам не крашеное корыто какое-нибудь. Тут нужна совсем другая культура.

Это прозвучало вызовом. Всем было известно, что Путиловский завод выпустил «на пробу» десять легковых автомашин и пригнал их в Москву. Инициатива принадлежала, таким образом, не москвичам, а ленинградцам. Признание этого факта было не слишком приятно Лихачеву и Тарасову, но они пожимали плечами, путиловцы вряд ли могли показать высокую культуру производства — Путиловский завод выпускал тракторы.

В большом кабинете за длинным столом, поставленным перпендикулярно к столу самого Серго, сидело не менее пятидесяти человек — цвет предприятий советского машиностроения.

Все ждали, чем кончится разговор с автозаводцами.

— Если нам это будет поручено, мы сделаем не хуже путиловцев, — сдвинул брови Лихачев.

Он был обижен неверием Кирова в силы автозаводцев и не смотрел в его сторону.

— Я вовсе не думаю, товарищ Лихачев, что вы сделаете хуже, — возразил Серго, — вовсе нет… Но, может быть, легче и проще будет построить новый завод вне Москвы. Вы знаете, товарищи, я не сторонник строительства гигантов в Москве. Ты, Лихачев, хорошенько продумай все это, подсчитай, посоветуйся е людьми, чтобы войти в правительство с обоснованными предложениями.

И, опустившись в кресло, он стал быстро писать что-то на большом листе бумаги.

Карандаш скрипел и крошился под нажимом его топкой смуглой руки. Все следили за ее движением.

— Товарищ Лихачев! А что, если перестроить ваш завод и выпускать не двадцать, а семьдесят тысяч грузовиков? — сказал Серго. — Учти, пожалуйста, что мы не с кондачка предлагаем, а много раз считали, пересчитывали, обдумывали и только теперь решили вас спросить.

— Почему нет?.. Сможем! — снова коротко ответил Лихачев.

— И это не все. Будете выпускать еще тысяч десять легковых!

— Возьмемся, товарищ Серго, — сказали одновременно Лихачев и Тарасов. И так это бодро и слитно было сказано, что все рассмеялись.

— Здорово это у вас получается, — сказал Серго. — Полное единство взглядов. А если не останавливая конвейер и не снижая темпов? — добавил он.

Лихачев и Тарасов не отступили.

— Сделаем! — сказали они.

Таким образом, Московский автозавод, который только что провел свою первую реконструкцию и не успел еще, что называется, снять леса, стоял теперь перед необходимостью нового строительства, новой реконструкции, да еще не останавливая конвейера и не снижая темпов.

Это обещало уже знакомые трудности, бессонные ночи пускового периода, напряжение всех сил и средств. Однако Лихачев и Тарасов с готовностью сказали «сделаем», ясно представляя себе такую же страстную готовность заводских коммунистов, молодежи, инженеров, техников, рабочих-ударников.

Назавтра после заседания в Наркомтяжпроме Степан Никонович Тарасов пришел в кабинет к Лихачеву и молча положил перед ним письмо, сложенное треугольником. Лихачев расправил ладонью затейливо сложенный листок, и его твердое, правильное лицо с блестящими глазами и небольшими черными, аккуратно подстриженными усиками расплылось в улыбке.

«Дорогие товарищи автозаводцы, герои вы наши и победители на трудовом фронте! — писали колхозники Орловской области. — Посылаем вам масла и баранинки и еще пошлем, только дайте нам за это парочку машин»,

— Вот мужички… просто решают дело, — прочитал он вслух и рассмеялся. — Мы — вам, вы — нам. Да еще… парочку… Откуда это неслыханное послание?

— Ходоки! — сказал Тарасов. — Они нас, оказывается, тут вчера целый день ждали с этим маслом и бараниной.

— А ты им сказал, что весь наш выпуск вперед на год распределяется? Три года назад надо было покупать, когда никто не покупал. Помнишь, говорили, зачем четыре тысячи, когда и восемьсот штук не знаем, кому продать.

Вместо ответа Тарасов засмеялся.

— А где же все это ихнее богатство? — спросил Лихачев.

— В столовую отправил.

— А сами они куда девались?

— Пошли на прием к Михаилу Ивановичу. Его хотят просить. Иван Алексеевич, — сказал Тарасов, — говорят, что даже Форду не удавалось до сих пор переходить на новую марку без остановки конвейера.

— Вот как… Даже Форду, — передразнил Лихачев. — Между прочим, Форд такой задачи перед собой и не ставил. Зачем это ему?

— Вообще-то говоря, удобнее остановить конвейер, — сказал Тарасов наивно. — Надо освоить новые станки, конвейеры, разработать приспособления, сломать старый график, создать новый. Удобнее остановить…

— Смотря кому, — ответил Лихачев усмехаясь. — Демьянюку, как ты знаешь, показалось неудобно. Я с ним согласен.

— Я понимаю, что технически все это очень сложно, — сказал Тарасов уклончиво.

— Технически!.. Не только технически, а и всячески, — согласился Лихачев. — Да сейчас и программа другая. Очень сложно.

Все было сложно, все, что предстояло теперь коллективу завода. И оба — директор и секретарь парторганизации — хорошо понимали это.

Судя по воспоминаниям бывшего табельщика Ивана Семеновича Семенова, именно в эти дни о коридоре заводоуправления он увидел крупную фигуру секретаря парторганизации.

Старик пропустил мимо себя Тарасова и спросил его тоном заговорщика.

— Степан Никонович! Нас, говорят, вчера к Серго вызывали? Интересно узнать, как он нас, одобряет или нет?..