Андрей Сахаров - Степан Разин

— Что будем делать, казаки? У князя Семена пять тысяч человек стрельцов.

В ответ раздались крики:

— Идем на князя Семена, Батько! Отомстим за наших братьев!

Здесь же, на берегу, Разин разделил свои силы. Сам Степан с Василием Усом сели в струги, а атаманам Федору Шелудяку и Петру Еремееву Разин отдал конницу — остался верен Степан своей уже проверенной повадке: ударить по врагу неожиданно сразу с воды и с суши, зажать с двух сторон в клещи, смять, раздавить.

Двигались повстанцы скоро, но осторожно, не выпуская друг друга из виду. Время от времени подъезжали Шелудяк и Еремеев к берегу, перекрикивались с Разиным, потом скакали дальше. Дозоры колесили по обоим берегам Волги, оплетали степь со всех сторон. Едва показывался впереди какой человек или всадник, как сразу же замирали дозоры, следили, проверяли и лишь потом шли вперед. Боялся Разин нарваться невзначай на Львова. Но и князь Семен не дремал. Заняв Черный Яр, упредив казаков, созвал воевода в городе военный совет, и приговорил совет послать вверх по Волге разъезды, искать войско Разина вдоль берега, на реке и по урочищам. Сам воевода, маленький, грузный, энергичный, семенил на тонких ножках по крепостной стене, проверял оборону, осматривал пушки, подбадривал пушкарей и затинщиков, ходил к стрельцам, говорил им речи, как стоять за веру православную и великого государя, потом шел отдыхать в хоромы, но ненадолго, выбегал снова в крепость, метался меж стенами.

Весть о Разине пришла нежданно. Прибежали дозорщики в город прямо в хоромы воеводы Львова, закричали, что следом за ними идут на город стругами все казацкие силы и вот-вот будут под Черным Яром. Бросился воевода к стрельцам, собрал их быстро, повел за ворота; следом двинулись астраханские мурзы и верные калмыки. Черноярский воевода Иван Сергиевский остался в городе, чтобы поддерживать Львова пушечным боем, а навстречу уже подходили в стругах Разин с Усом, берегом шла казачья конница.

А очутился Разин под самым городом так. Обошли казаки все воеводские дозоры, тайно ночью приплыли под Черный Яр и попрятались за островами, поджидали отставшую конницу.

То ли знал уже Львов Степанов обычай вести бой, то ли сам придумал, но только приказал он своим астраханцам садиться в струги, встречать Разина на воде, а конных людей поставил на берегу, сам же с главным войском загородил город. Но не успел воевода развернуть в срок свои силы, не успел отплыть от берега. Проскочили восемь разинских стругов мимо Черного Яра, высадились казаки на берегу, бросились сзади на астраханские струги, а спереди в полуверсте шел на них из протока основной разинский флот. Пока разбирались стрельцы, высадился на берег и Разин.

Выстрелили с воеводских стругов по Разину, но было уже поздно. Пошла в бой разинская пехота, тысячи людей двигались вперед, и у каждого в руках были либо пищали, либо пики, либо сабли. Только потом узнал Львов, что несли многие повстанцы в руках длинные деревянные шесты с обожженными краями и привязанными к шестам разноцветными тряпками. Эти-то палки и сошли издали за пики.

Первыми дрогнули татарские мурзы и калмыки. Повернулись татары вспять, ударили плетьми коней и ушли н степь. Одиноко прозвучали над Волгой еще несколько выстрелов с крепостной стены — то черноярский воевода вступал в бой, а потом начались странные для воеводы Львова дела. Вдруг замолчали крепостные орудия, заметался на стене Иван Сергиевский и сгинул куда-то. Вынул саблю из дорогих ножен князь Львов, обратился взволнованный к стрельцам. Но что-то хмуро слушали стрельцы князя, молча стояли, опираясь на свои пищали. Потом непонятно задвигались, заговорили меж собой, заволновались, ряды их начали путаться, и замелькали между рядами какие-то люди в стрелецких кафтанах, но не со стрелецкими замашками.

— Стенька нам брат! — кричали они. — Он за народ стоит! Что смотрите, стрельцы, вяжите воеводу, начальных людей, только спасибо вам скажет Степан Тимофеевич. Принесем казакам свои вины — будет нам всем воля!

Кинулся было Львов с саблей в руках на разинских прелестников, но прикрыли их стрельцы, загородили бердышами.

А в это время перед своим войском появился Разин. В руках сабля, шапка набекрень, взгляд веселый. Сокол! И не успел Львов подать знак к бою, как закричал Разин стрельцам:

— Здравствуйте, братцы!

Вскинулись стрельцы, зашумели, закричали весело в ответ:

— Батюшка, здравствуй!

— А ну, братцы, — продолжал Степан, — вяжите же теперь своих мучителей, отомстите им за все наши обиды и муки! Я принес вам волю! Идите к нам и будете свободны и богаты!

В ответ раздался радостный стрелецкий вопль:

— Батюшка наш! Бей начальных людей! Долой воевод!

С развернутым знаменем, под барабанный бой с криком и шумом, но в стройстве пошли стрельцы навстречу Разину. Позади осталось лишь несколько десятков человек во главе с князем Семеном.

— Вяжите же их! — крикнул Разин.

С яростными криками бросились стрельцы назад.

Вот как писал позднее об этом в своих записках голландский офицер Фабрициус, бывший в то время при князе Львове: «Тут воевода глядел на офицеров, офицеры на воеводу, и никто в растерянности не знал, что нужно предпринять. Один говорил одно, другой — другое, наконец порешили, что следует сесть с воеводой в его струг и таким образом ретироваться в Астрахань. Но воровские стрельцы в Черном Яру, стоявшие на валу и башнях, повернули пушки и открыли огонь по нас. Часть их выскочила из крепости и перерезала нам дорогу к стругам, так что некуда было податься. Между тем наши собаки, те, что присоединились к казакам, налетели на нас с тыла. Нас было всего 80 офицеров, дворян и писарей. И тут бы быть резне, да Стенька Разин сейчас же отдал приказ не убивать больше ни одного офицера, ибо среди них, верно, есть все же и хорошие люди, таких следует пощадить. Напротив, тот, кто плохо обращался со своими солдатами, понесет заслуженную кару по приговору атамана и созванного им круга». А потом, продолжал Фабрициус, «они стали целоваться и обниматься и договорились стоять друг за друга душой и телом, чтобы истребить изменников-бояр и, сбросив с себя ярмо рабства, стать вольными людьми».

В Черном Яре Разин долго не задерживался. В тот же день устроил он круг. Судил круг воевод и стрелецких начальников, спрашивал у астраханцев и черноярцев — хороши ли были к ним начальные люди или нехороши. А потом приговорили всех, кого обвиняли стрельцы, посадить в воду. О Семене же Львове Степан просил на кругу, чтобы его в воду не сажать, и казаки его в воду не посадили, отдали воеводу на его, атамановы, руки.

Не объяснял Разин казакам свою просьбу, только сказал им, что породнились они еще в Астрахани с князем Семеном. У самого же Степана был прямой расчет помиловать воеводу. Уже таскал он за собой племянника Тимофея Тургенева и некоторых детей боярских, взятых в Царицыне. Теперь решил везти с собой на Астрахань и воеводу Львова. Чтобы все видели: идет он на государевых изменников не только с «голыми» людьми, но и со всем честным народом, с хорошими боярами, воеводами и дворянами. Все шире разгоралось восстание — здесь только голутвой не обойдешься, городов не удержишь. Смотрел Степан вперед, искал на Руси все новых сторонников, всерьез принимался за дело. Пусть знают в Астрахани и по всей Волге, что и князь Семен, и молодой Тургенев взяли его, Разина, сторону. Больше веры будет, больше страху для московских стрельцов. Пусть совсем собьются с мыслей.