Николай Яковлев - Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года - Быль и небыль

Если даже ответственные японские деятели заговорили таким языком, тогда отпадали сомнения, что кризис в американо-японских отношениях мог быть разрешен только силой оружия. Однако в Вашингтоне слепо верили, что Япония начнет войну, но не против Соединенных Штатов. Под это убеждение в американских ведомствах снизу доверху подгоняли факты, которые допускали иное толкование.

В октябре 1941 года в Вашингтон приехал один из крупных английских военных деятелей, лорд Маунтбэттен. Он попросил разрешения у Старка проехать на Гавайи и ознакомиться с состоянием Пёрл-Харбора. Ради бога, ответствовал адмирал, но только с условием прочитать лекцию американским офицерам об опыте борьбы с немецкими подводными лодками в Атлантике. Лекция в Пёрл-Харборе прошла с блеском, а по ее окончании флотская молодежь осадила маститого докладчика вопросами, как США могут вступить в войну.

Польщенный вниманием аудитории, Маунтбэттен вооружился указкой и ткнул в Пёрл-Харбор на карте Тихого океана. "Переждав громкие возгласы недоумения и несогласия, Маунтбэттен объяснил американской аудитории, почему он указал на Пёрл-Харбор как на место, где США вступят в войну. Он подчеркнул, что Япония традиционно начинает военные действия внезапным нападением. Так случилось в ночь 9 февраля 1904 года, когда русский флот был атакован на якорной стоянке в Порт-Артуре, и с этого началась русско-японская война.

Маунтбэттен также рассказал о внезапной английской атаке с воздуха против итальянского флота на якорной стоянке в Таранто 11 ноября 1940 года". По возвращении в Вашингтон Маунтбэттен получил часовую аудиенцию у Старка, которому попытался внушить, что в свете уроков Таранто американские корабли в Пёрл-Харборе беззащитны в случае налета палубной авиации. Старк внимательно выслушал англичанина и благодушно заключил беседу: "Боюсь, что претворение в жизнь даже части ваших рекомендаций сделает ваш визит в США очень дорогим для американского флота"{214}.

15 октября Рузвельт сообщает Черчиллю о несомненных, как ему представлялось, последствиях прихода к власти нового правительства: положение с японцами определенно ухудшилось, "и я думаю, что они направляются на север (разрядка моя. - Н. Я.), однако ввиду этого вам и мне обеспечена двухмесячная передышка на Дальнем Востоке"{215}. На следующий день правительство Коноэ ушло в отставку. Как реагировали на это Соединенные Штаты? Хотя американские историки написали библиотеки книг по вопросам внешней политики, этот важнейший вопрос почти не освещается. Вот объяснение Лангера и Глисона в книге, вышедшей в 1954 году: "Президент, узнав об отставке Коноэ, немедленно отменил обычное заседание правительства и в течение двух часов совещался с министрами: Хэллом, Стимсоном, Ноксом, генералом Маршаллом, адмиралом Старком и Гарри Гопкинсом. К сожалению, нет никаких сведений об этом совещании, за исключением пометки в дневнике Стимсона: "Мы стоим перед деликатной проблемой вести дипломатические дела так, чтобы Япония оказалась неправой, чтобы она первой совершила дурное сделала первый открытый шаг!"{216}

Спустя почти тридцать лет и громадные книги Г. Пранджа "Мы спали на рассвете" (1981) и "Пёрл-Харбор: вердикт истории" (1986) не только не добавили ничего нового, но основательно запутали уже сказанное. Прандж привел процитированные слова Стимсона и "разъяснил": "В последующие годы историки ревизионистской школы судорожно хватались за такие прискорбно неудачные формулировки, как свидетельство того, что Рузвельт умышленно подстрекнул японцев начать войну на Тихом океане и особенно напасть на Пёрл-Харбор. На деле военный министр выразил одну из самоочевидных истин, известных всем, но о которых (особенно в правительственных кругах) редко говорят вслух: ни одно правительство не желает предстать перед своим народом и потомками в неприглядном свете"{217}.

Как ни петляют американские историки, оказавшиеся перед высокой стеной секретности, все же можно в общих чертах представить если не выводы совещания у президента, то его общий тон. На это проливает свет директива Старка, направленная Киммелю 16 октября. "Отставка японского кабинета создала серьезную обстановку. Если будет сформировано новое правительство, оно, по-видимому, будет крайне националистическим и антиамериканским. Если у власти останется кабинет Коноэ, он будет действовать, имея другой мандат, не предусматривающий сближение с США. В любом случае наиболее возможна война между Японией и Россией (разрядка моя. - Н. Я.). Поскольку в Японии считают США и Англию ответственными за ее нынешнее отчаянное положение, есть вероятность того, что Япония может напасть и на эти две державы". О том, каковы были шансы последнего по сравнению с агрессией Японии против СССР, красноречиво говорит следующее: Старк изменил в проекте "вероятна" на "возможна" при подготовке директивы, а также предписал командующему Тихоокеанским флотом "принять должные меры предосторожности... но не провоцировать Японию"{218}.

Ход мысли Г. Старка виден из его письма 17 октября, в котором объяснялась отданная накануне директива: "Дорогой Киммель! Дела у нас здесь последние двадцать суток идут ни шатко ни валко, а впрочем, ты знаешь все, что мы делаем. Лично я не верю, что Япония может пойти на нас войной, и в директиве, посланной тебе, я говорю о "вероятности", больше того, я значительно смягчил в окончательной редакции представленный мне проект директивы. Быть может, я не прав, но надеюсь, что это не так. В любом случае после долгой возни в Белом доме решили, что нам все же нужно быть начеку... Ты, наверно, помнишь то письмо, мое письмо, в котором я сообщал мнение оперативного управления, предсказывавшего нападение Японии на Сибирь в августе. Тогда я писал, что Япония не сделает ни одного определенного шага в этом направлении, пока обстановка не прояснится. Я думаю, что все это произойдет автоматически"{219}. Действительно, во второй половине октября положение на советско-германском фронте было очень тяжелым для СССР.

Естественно, эти документы подробно обсуждались Киммелем и Шортом. Впоследствии генерал Шорт свидетельствовал: в штабах на Гавайях из них заключили, что "была очень большая вероятность войны между Россией и Японией... Это ослабило, с моей точки зрения, возможность немедленной войны между США и Японией, ибо они (в Вашингтоне. - Н. Я.), очевидно, считали наиболее вероятной японо-русскую войну"{220}. Напрасно скромничал генерал Шорт и сваливал все на Вашингтон. Его собственный разведотдел в ориентировке намерений Японии на 12.00 17 октября докладывал командованию, то есть тому же Шорту: "Основное направление политики Японии... останется неизменным, ожидается, что Япония скоро бросит военный вызов державе или группе держав, противодействующих этой политике". Затем перечислялись возможные действия Японии: "1. Нападение на Россию с востока. 2. Оказание давления на Индокитай и Таиланд для получения военных баз и гарантий экономического сотрудничества. 3. Нападение на английские владения на Дальнем Востоке. 4. Оборона против американского нападения в поддержку Англии"{221}. Вот так!