Иван Якубовский - Земля в огне

Поначалу о Лагуновой, неистовой в своем стремлении попасть на фронт, заговорили в одном из военкоматов Свердловска, куда она, девятнадцатилетняя девушка, обратилась в сорок первом году с просьбой послать на курсы танкистов. Не отставала до тех пор, пока просьба не была удовлетворена. А судьбу комсомолки, электромонтера с фабрики "Уралобувь", помог определить Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин, которому она послала письмо. В порядке исключения ей разрешалось стать танкистом. Недолгая учеба - и доброволец Мария Лагунова направляется на Волховский фронт. Бой за Малую Вишеру и Будогощь. Первое ранение и возвращение в боевой строй. Участие в знаменитой Курской битве. Танк, управляемый хрупкой девушкой, сквозь огонь дошел до Днепра. Ратные заслуги Марии увенчаны медалью "За отвагу", орденом Красной Звезды. На подступах к Киеву в сентябре сорок третьего ее машина ворвалась в расположение противника. Танк, ведомый ее твердой рукой, неожиданно обрушился на гитлеровцев, которые никак не предполагали, что он может появиться в их тылу. Охваченные паникой, враги разбежались, артиллерийский расчет без единого выстрела бросил свою противотанковую пушку. А советский танк догонял и давил фашистов.

На исходе этого победного боя машина Лагуновой была подбита. Механик-водитель получила тяжелое ранение и очнулась лишь спустя несколько суток в одном из сибирских госпиталей. Горе со всей беспощадностью обрушилось на нее: ампутированы обе ноги. Жизнь, как говорят, висела на волоске. Вопрос "быть или не быть" решался не только врачами, не только однополчанами Марии, которые часто навещали ее и слали ей душевные, ободряющие письма, но и силой воли самой девушки. "Я должна жить, чтобы снова воевать" - этому настойчивому стремлению она подчиняла все свое существо, все свои действия. И смерть отступила от настоящего человека. "Я не обещаю тебе легкой жизни, Мария, - напутствовал ее при выписке из госпиталя московский профессор В. М. Чаклин. - Но ты пройдешь ее с честью, потому что ты мужественный человек".

После лечения Лагунова вернулась в родную часть, переучилась на телеграфистку и прослужила там до конца войны, вдохновляя своим подвигом танкистов бригады. Она первой принесла однополчанам долгожданную весть о великой победе над фашизмом.

Мария Ивановна из той плеяды русских женщин, каждая из которых, как говорил Н. А. Некрасов, "коня на скаку остановит, в горящую избу войдет", мерой красоты и обаяния которых являются мужество, несгибаемая сила воли, жизнелюбие и патриотизм. Не случайно Марию Ивановну Лагунову встречают танкисты как самого почетного гостя, как бойца-героиню, как любимую маму, как живую легенду. Командир части рапортует ей перед строем об успехах воинов, перед ней торжественным маршем проходят роты полка, к ней обращают люди слова уважения и любви.

Во время одной из встреч с танкистами Мария Ивановна в присутствии изумленных гостей села в танк Т-34 и провела его по полигону.

Как тогда, в сорок третьем, на днепровских рубежах, так и теперь Мария Лагунова восхищает современников сердцем несгибаемого бойца, своей нравственной красотой и силой.

Возвращаясь к рассказу о событиях на Днепре, на главном направлении наступления войск фронта, хотел бы подчеркнуть, что захват мотострелковыми подразделениями передовых отрядов танковой армии населенных пунктов Зарубенцы и Григоровка, а также ряда высот, прилегающих к Днепру, положил начало созданию на правом берегу реки первого плацдарма, получившего название букринского. В последующем этот плацдарм сыграл значительную роль в борьбе за Киев и всю Правобережную Украину.

С вводом в сражение 3-й гвардейской танковой армии морально-психологическое воздействие на противостоявшую группировку противника резко возросло. А это, в свою очередь, лишило вражеское командование всякой надежды на организованный отвод своих войск к Днепру и закрепление на его западном берегу. В то же время стремительный бросок танкистов к букринской излучине создал благоприятные предпосылки для решения войсками фронта главной задачи операции - форсирования Днепра с ходу и освобождения Киева.

В своих воспоминаниях о битве за Днепр Маршал Советского Союза Г. К. Жуков так оценивает роль танковой армии: "Введенная в сражение на участке Воронежского фронта 3-я гвардейская танковая армия П. С. Рыбалко, прибывшая из резерва Ставки, внесла в дело решительный перелом"{47}.

На букринский плацдарм предусматривалось переправлять подходившие к реке главные силы 3-й гвардейской танковой армии и следовавшие за ними войска 40-й армии. 47-я армия получила задачу захватить плацдарм в районе Канева. 27-я армия - второй эшелон фронта - находилась в это время в районе Лубн, то есть в 100 - 125 км восточнее букринской излучины.

Чтобы максимально использовать достигнутый успех, командующий фронтом 22 сентября приказал: войскам 40-й и 47-й армий не позднее 26 сентября выйти на рубеж Юшки, Синявка, Хмельна; 3-й гвардейской танковой армии выполнять ранее поставленную задачу и развивать наступление в направлении Кагарлык, Белая Церковь; 38-й армии форсировать реки Днепр и Ирпень севернее Киева и к 27 сентября овладеть рубежом Демидове, Приорки. Войскам левого крыла фронта{48} - 52-й и 4-й гвардейской армиям - задача не менялась: после разгрома во взаимодействии со Степным фронтом полтавской группировки противника они должны были выйти к Днепру в районе Черкасс.

События развивались стремительно. С наступлением темноты 22 сентября к излучине Днепра южнее Переяслав-Хмельницкого уже подходили главные силы 3-й гвардейской танковой. Мы находились в местах, которые были безмерно дороги каждому нашему бойцу и командиру. И даже в тех, нелегких условиях марша, используя короткие минуты передышки, политработники старались найти возможность, чтобы поведать личному составу об исторических фактах героического прошлого братских народов - русского и украинского, об истоках их давней, нерушимой дружбы, о братской дружбе солдат нашей многонациональной армии, которые не щадили своей жизни ради освобождения Украины.

Я до сих пор помню эти беседы политработников с бойцами, пусть скоротечные, но емкие, зажигательные, которые, без всякого преувеличения, надолго западали в души людей, поднимали их боевой дух, обостряли и усиливали чувство родства между ними, чувство интернационального долга. И теперь я нередко возвращаюсь к тем дням, когда наша фронтовая жизнь давала бесчисленное множество примеров братской дружбы, проверенной и закаленной в огне сражений, заново осмысливаю, насколько важно, удивительно сильно и взрывчато слово старшего о дружбе и товариществе, слово, сказанное вовремя, обращенное к сердцу и разуму солдата.