Борис Соколов - Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

Рокоссовский вспоминал: «Перед самым началом неприятельского наступления (оно началось 15 ноября. — Б. С.) неожиданно поступил приказ комфронта Жукова нанести удар из района севернее Волоколамска по вражеской группировке. Чем руководствовался знавший обстановку командующий фронтом, давая такой приказ, мне и до сегодняшнего дня непонятно. Ведь мы имели крайне ограниченные силы, а срок подготовки определялся одной ночью. Мои доводы об отмене этого наступления или о продлении хотя бы срока подготовки к нему остались без внимания».

В результате наступление 16-й армии окончилось провалом. Рокоссовский так описал его ход: «Поначалу нашим частям, использовавшим неожиданность, удалось продвинуться до трех километров в глубину расположения противника, но затем еле удалось освободиться от этого вклинения. Участвовавшая в наступлении конная группа Л.М. Доватора отражала удары, наносимые врагом со всех сторон. Пользуясь подвижностью и смекалкой, она все же сумела вырваться и избежать полного окружения. Почти одновременно с этим нашим так называемым наступлением двинулся на всем участке, занимаемом армией, противник». Столь же неудачным было наступление 49-й и 50-й армий под Тулой 11 ноября.

В мемуарах Жуков утверждает, что инициатором упреждающих ударов по группе армий «Центр» был Сталин — «10 ноября у меня состоялся не совсем приятный разговор со Сталиным. Сталин спросил у меня:

— Как ведет себя противник? Я ответил:

— Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление…

— Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящийся удар противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар нужно нанести в обход Волоколамска с севера, другой из района Серпухова вдоль реки Протва во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.

— А какими же силами, товарищ Сталин, мы будем наносить эти контрудары? Во фронте свободных сил нет. У нас имеются силы только для обороны, — ответил я.

— В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и конницу, которая находится в районе Клина. В районе Серпухова используйте 2-й корпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.

— Этого делать сейчас нельзя, товарищ Сталин, — ответил я. — Мы не можем бросать на сомнительные контрудары последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.

— У Вас во фронте 6 армий. Разве этого мало? Я ответил, что фронт обороны войск Западного фронта сильно растянулся, с изгибами он достиг в настоящее время до 500 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта. Сталин:

— Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером.

Я еще раз пытался доказать Сталину целесообразность (? — так у Жукова; по смыслу должно было бы быть «нецелесообразность». Я вполне допускаю, что здесь мы имеем дело с «оговоркой по Фрейду», когда человек бессознательно говорит то, о чем предпочел бы умолчать. Как мы сейчас увидим, Жуков на самом деле был сторонником контрударов. — Б. С.) контрударов единственными резервами, сославшись на неудобную местность севернее Волоколамска. Сталин положил трубку, и разговор был окончен».

Очень уж хотелось Георгию Константиновичу свалить на Сталина вину за неудавшиеся контрудары, а себя представить мудрым стратегом, видевшим всю порочность сталинских предложений. Однако и на этот раз маршал крепок задним умом. В действительности, не Сталин Жукову, а Жуков Сталину советовал нанести упреждающие удары. И наверняка не 10 ноября, а значительно раньше. Потому что еще 1 ноября Жуков писал в приказе об «активной обороне» и о том, что не надо дожидаться, пока противник нанесет удар, а самим переходить в контратаки. И совершенно фантастична ссылка Сталина на Шапошникова. Дело в том, что еще 16 октября основная часть сотрудников Генштаба во главе с захворавшим Шапошниковым отбыла из Москвы в Куйбышев. В Москве со Сталиным осталась только оперативная группа под руководством Василевского. Именно Александр Михайлович с этого времени за Шапошникова подписывал все директивы Ставки. В беседах с Симоновым Василевский отмечал, что «в должность начальника Генерального штаба я фактически вступил 5 октября 1941 года». Борис Михайлович вернулся в Москву только в 20-х числах ноября, так что 10 ноября Сталин должен был советоваться не с Шапошниковым, а с Василевским. В конце ноября Борис Михайлович опять заболел, и Василевский вновь встал во главе Генштаба Мнения же Александра Михайлович и Георгия Константиновича по основным стратегическим вопросам, как показал опыт войны, обычно совпадали. И приход Василевского к руководству Генштабом значительно облегчил для Жукова отстаивание перед Сталиным своих предложений.

Александр Михайлович утверждает, что перед последним немецким наступлением на Москву в Генштабе думали даже не о контрударах, а о большом контрнаступлении: «Сама идея контрнаступления под Москвой возникла в Ставке Верховного Главнокомандования еще в начале ноября, после того как первая попытка противника прорваться к столице была сорвана. Но от нее пришлось отказаться вследствие нового фашистского натиска, для отражения которого потребовались имевшиеся у нас резервы». Жуковский приказ от 1 ноября заставляет предположить, что именно Георгий Константинович был автором идеи контрнаступления.

Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» настаивал на том, что через два часа после разговора со Сталиным отдал приказ Рокоссовскому о проведении контрудара, о чем и донес в Ставку. Но это донесение так и не было обнаружено, а 16-я армия, перешедшая в наступление 16 ноября почти одновременно с немцами, получила приказ не 10-го числа, а лишь накануне контрудара, так что для подготовки осталась всего одна ночь. Несостоявшийся разговор со Сталиным Георгию Константиновичу пришлось приурочить к 10 ноября потому, что именно в этот день он, Жуков, отдал приказ 49-й и 50-й армиям нанести удар на участке Алексин-Тула. Надо было дать понять читателям, что и это бессмысленное наступление предпринималось только под нажимом Верховного Командующего, вопреки мнению командующего Западным фронтом.

В мемуарах Жуков совершенно справедливо указал, что неудачные контрудары советских войск облегчили задачу группы армий «Центр»: «Из этих контрударов, где главным образом действовали кавдивизии (как именно действовали, мы уже видели на примере армии Рокоссовского. — Б. С.), ничего серьезного не получилось, их сила была незначительна, чтобы оказать влияние на ударные группировки. Соединения, участвовавшие в контрударах, понесли потери, и в нужный момент они не оказались там, где им надлежало быть. Противник ударами своей авиации и контратакой танков нанес потери нашей контрударной группе и, обойдя ее, ударил в стык Калининского и Западного фронтов. Контрудар в районе Серпухова тоже ничего существенного не дал, а когда началось наступление армии Гудериана в обход Тулы и на Каширу, пришлось с большими трудностями выводить из боя кавалерийский корпус Белова и танковую дивизию Гетмана и форсированным маршем перебрасывать их в район Каширы». Эти слова звучали бы как похвальная для всякого полководца самокритика, если бы перед этим Георгий Константинович не постарался бы возложить ответственность за неподготовленные контрудары на Сталина.