Борис Соколов - Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

Супруги не знали, что для них самих конец уже совсем близок. В январе 47-го их арестовали. Василия Николаевича ждал расстрел, Татьяну Владимировну — лагерь. Бывшему генералу для особых поручений при Жукове генерал-лейтенанту Василию Григорьевичу Терентьеву Гордов говорил:

— ЦК никогда не признает своих ошибок, а вечно ищет стрелочников. В стране нет хлеба (на дворе стоял голодный 46-й год. — Б. С.), а вину за это правительство сваливают на секретарей обкомов. Правительству плевать на народ и смерть миллионов. Оно занято самообеспечением…

В ответ Терентьев повторил древнюю мудрость:

— Рыба гниет с головы…

В ночной беседе с женой Василий Николаевич высказал все свои чувства по отношению к Сталину. На совет Татьяны: «Плюнь ты на это дело (отставку — Б. С.)! Лишь бы Сталин тебя принял», Гордов мрачно буркнул:

— Угу, — и добавил: — А с другой стороны, он все погубил. — Василия Николаевича совсем занесло: — А почему я должен идти к Сталину и унижаться перед… (далее следует каскад матерных ругательств, адресованных «великому вождю и учителю»; что-что, а ругаться Гордов умел. — Б.С.)… Я говорю, каким он был (далее — идиоматическое выражение, не предназначенное для печати. — Б. С.), когда вызвал меня для назначения (командующим Сталинградским фронтом в трудное лето 42-го; далее опять следует мат. — Б.С.)… Плачет, сидит, жалкий такой. И пойду я к нему теперь? Что — я должен пойти и унизиться до предела, сказать: «Виноват во всем, я предан вам до мозга костей», когда это неправда? Я же видеть его не могу, дышать с ним одним воздухом не могу! Это (опять матерное ругательство, которое записавшие разговор чекисты не решились доверить бумаге. — Б.С.)… которая разорила все. Ну, как же так?! А ты меня толкаешь, говоришь, иди к Сталину. А чего я пойду? Чтобы сказать ему, что я сморчок перед тобой? Что я хочу служить твоему подлому делу, да? Значит, так? Нет, ты пойми сама!»

Гордость погубила генерала Гордова, недаром носил такую фамилию. На него, как и на многих других советских военных, сильно повлияло пребывание в Западной Европе в 45-м, встреча с союзниками. Солдаты, офицеры и генералы Красной Армии смогли убедиться, как живут люди в условиях рыночной экономики, пусть даже серьезно затронутое войной, как экипированы и организованы англо-американские войска, как командиры там заботятся о сбережении солдатских жизней. И сравнить повседневное существование европейцев с беспросветной нуждой голодающих колхозников, а Красную Армию — с вермахтом и армиями союзников.

Начальник штаба Приволжского округа генерал-майор Филипп Трофимович Рыбальченко рассказывал Гордову: «Ехали мы как-то на машине и встретились с красным обозом: едет на кляче баба, впереди у нее красная тряпка болтается, на возу у нее два мешка. Сзади нее еще одна баба везет два мешка. Это красный обоз называется! Мы прямо со смеху умирали (не знал генерал, что совсем недолго осталось ему смеяться, да и грех было тогда смеяться над нищими крестьянами генералам, разъезжающим на трофейных автомобилях. — Б. С.). До чего дошло! Красный обоз план выполняет! А вот Жуков смирился, несет службу».

— Формально службу несет, а душевно ему не нравится, — заметил Гордов.

— Я все-таки думаю, — продолжал Рыбальченко, — что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох, и будет. Если вообще что-нибудь уцелеет.

— Безусловно, — согласился Гордов. — Трумэн ни разу Молотова не принял. Это же престо смешно! Какой-то сын Рузвельта приезжает, и Сталин его принимает, а Молотова — никто.

— Наш престиж падает, — развил мысль Рыбальченко, — жутко просто! Даже такие, как венгры, чехи, и то ни разу не сказали, что мы вас поддерживаем. За Советским Союзом никто не пойдет…

В трезвости анализа генералам не откажешь, хотя и велись все эти разговоры за доброй рюмкой водки. И поражение в только начинавшейся «холодной войне», и отпадение от СССР «стран народной демократии» они предсказали весьма точно. Ошиблись только в сроках. Для краха коммунизма потребовалось не одно десятилетие, а четыре с половиной. Вот только жить смельчакам генералам оставалось всего четыре года. Хотя смелы генералы были только в застольных беседах, да ночью с женами, когда думали, что их никто не слышит. Ошибались, ох, как ошибались! Люди Абакумова все крамольные разговоры фиксировали на пленку и докладывали Сталину. Оскорблений в свой адрес Иосиф Виссарионович никому не прощал. Кулика, Гордова и Рыбальченко расстреляли.

Жуков же не был столь откровенен даже в интимных разговорах, и при жизни Сталина никогда его не ругал. Иосиф Виссарионович решил ограничиться тем, что отправил маршала из солнечной Одессы в морозный Свердловск командовать Уральским военным округом, где войск было всего ничего, так что Жуков никакой конкуренции местным партийным властям при всем желании составить не мог. Правда, Георгий Константинович по-прежнему был под колпаком. 16 сентября 1948 года Абакумов докладывал Сталину о разговоре Жукова с женой, происходившем на московской квартире: «Сталину Булганин нашептывает про меня… Я раньше думал, что Сталин принципиальный человек, а он слушает, что ему говорят его приближенные. Ему кто-нибудь что скажет, и он верит. Вот ему про меня сказали, и я в немилости. Ну, х… с ними, пусть теперь другие повоюют!»

Жуковская. критика Сталина несравненно мягче гордовской, и материл Георгий Константинович не вождя, а лишь его окружение. Главный грех Сталина, по Жукову, — это восприимчивость к наветам. А то, что в своей опале маршал винит не Сталина, а лишь его приближенных, вождя должно было вполне устраивать.

В Свердловск Жуков выехал только 12 февраля 1948 года. Дело в том, что после разбирательства по поводу заявления Сёмочкина Георгия Константиновича хватил первый инфаркт. Маршала поместили в Кремлевскую больницу. Там с Георгием Константиновичем произошел очень неприятный инцидент. До меня дошел рассказ о случившемся вдовы одного генерала. Его палата находилась напротив жуковской, и генерал в больнице успел даже подружиться с маршалом. Когда Жукова только привезли, кто-то из военных, лечившихся в больнице (очевидно, генералов или полковников, поскольку рядовых солдат и офицеров в Кремлевку не помещали), едва не устроил над Георгием Константиновичем суда Линча. Врачу насилу отбили маршала и выставили у его палаты охрану. Вероятно, причиной случившегося стало какое-то происшествие времен войны. То ли Жуков расстрелял кого-то из друзей кремлевских пациентов, то ли кому-то из больных грозил расстрелом. Конечно, нервы у многих ветеранов были расшатаны до предела, но в любом случае нельзя оправдать тех, кто хотел расправиться с маршалом. Слишком подло это было. Знали же, что Жуков в опале, и наверняка рассчитывали, что за нанесенные ему побои ничего не будет. Нападать на беспомощного человека, перед которым ты когда-то трепетал или пресмыкался, — это психология не офицеров, а холопов.